Следующий день был пасмурным. Неизвестно откуда набежали облака, закрыв жёлтый диск. Хоть южная пасмурность похожа на северною солнечность, но в ней все предметы окутываются каким-то странным сиянием; словно чьи-то мысли, стоят они без теней: шероховатости мерцают в неверном свете, очертания подёрнуты безотчётной грустью. И даже счастливый человек, кажется в такие дни чрезмерно задумчивым, точно обеспокоенным.
Кирго же не был счастлив, и потому старался выглядеть счастливым. Не желая обременять Гайдэ своими печалями, хоть она и была их причиной, юноша открыл в себе пусть не самое полезное, но самое лучшее умение. Оно, конечно, пришло не сразу. Сначала жгучие мысли просыпались одна за другой; каждая из них несла в себе немое страдание. После к этим размышлениям он стал добавлять вопросы, и вот что вышло:
«Почему она полюбила так быстро?» – звучал невольный вопрос.
«А почему вообще любят? (Часто без причины.)» – добавлял он усилием воли.
«Она ведь его совсем не знает!» – раздавалось внутри.
«А может ли человек узнать другого или даже сам себя?»
«Он её недостоин» – однозначно заключал страдалец.
«А достоин ли я? Как узнать, кто кого стоит?»
На каждую нарождающуюся реплику находился произвольный философский вопрос, способный остудить любовный пар. Что уж тут, философия и была рождена в тот самый день, когда первобытная женщина предпочла одного мужчину другому. И юноша сделался здесь философом. Обучился главному мастерству: задавать вопросы самому себе.
И всё же был вопрос, который доставлял ему не облегчение, а страдание. «Почему она меня не любит? – Думал он, уставившись в стену. – Потому ли, что я евнух? Из-за физического дефекта или по иной причине?». Те, кто не имеют взаимности, всегда хотят знать почему.
Скрепя сердце, пошёл евнух в комнату младших наложниц. Там уже сидели Гайдэ, Гайнияр и Мусифа. Жарии по обыкновению не было. Три девы были чем-то очень взволнованы, и как только Кирго вошёл, Гайдэ бросилась к нему на шею со словами: – Вот он, вот он мой спаситель! О, как я люблю тебя теперь.
Объятья, крепкие и чувственные. Благовонье, смешанное с запахом женских волос, бросившихся в лицо, окутавших его, будто водоросли потопленный корабль. Вся философия растаяла от прозвучавших слов.
Гайдэ прыгнула обратно на кровать.
– Садись рядом, – приказала она Кирго в нетерпенье.