– Что же получается, луна и звёзды обманули. Может и само-то счастье, что было у нас тогда – обман. Что тогда было настоящим, если грёзы не сбылись, а любовь не вечна? Ты знаешь старушка?
– Наверное, только наш поцелуй. Клятвы падут, тела истлеют».
Карпер закончил долгий и распевный рассказ, перевёл дух и, откинувшись назад, смахнул волосы со лба.
– И зачем ты мне это рассказал? – горько усмехнулся Кирго.
– Как же! – возмутился контрабандист, – мудрая легенда. Любовь-то проходит, значит и у твоей пройдёт.
– Мне кажется у истории другой смысл…
– А мне кажется, что ты сумасшедший, но делать нечего. Мы должны отплывать через неделю, хотя там дел всего на два дня; морские волки всегда ленивы на суше. До завтра мы должны управиться. Соберу команду и идём.
– Я поплыву на родину, Гайдэ и янычар в Грецию… – произнося последнее слово, юноша нахмурился.
– Тогда завтра! – отозвался Карпер. – В полночь лодка будет готова, и мы отправимся прямо отсюда. Не медли и не опаздывай. И ещё… если поймают, то я тебя не знаю.
– Спасибо, – с чувством произнёс Кирго.
– Хоть одно во всём этом хорошо,– заключил Карпер, – ты отправишься на родину.
Вкратце объяснимся о дальнейших действиях. Кирго отвёл Гайдэ в условленный покосившийся дом.
– Я подожду здесь и послежу, чтобы вам не мешали, – сказал он, остановившись на перекрёстке, не доходя до ночлежки ста метров. Кирго не хотел идти с ней, не хотел видеть Фарида. Он бы не смог вынести вида их встречи, их счастья.
Наложница рассказала всё Фариду, немного поплакала, склонила голову ему на плечо.
– Не доверяю я этому Кирго, – буркнул Фарид, смотря в окно.
– Верь мне. Он все устроит. Он верный и честный… он меня любит.
– Любит?
Удивительно, как люди могут цепляться за одно слово.
– Он ради меня на все пойдет и не предаст.
– Значит, завтра ночью.
Фарид на удивление быстро согласился.
«Что же, она рискует для меня жизнью, а я струшу?» – думал янычар.
Гайдэ готова была отдать всю себя и не спрашивала позволений. Она всё решила. Она повелевала, покоряясь. Так могут лишь женщины. А мужчины тем временем блистают в собственном самолюбии, как в золотых доспехах, думая: «вот на что она ради меня готова».
Глубокая ночь; тьма и тишина. В комнате младших наложниц раздавался громкий храп Гайнияр. Шторы на её ложе были задёрнуты; узоры песчаного цвета на кремовом полотне отражали дрожащий луч свечи. Неожиданно кто-то отодвинул шторы и рукой начал трясти Гайнияр за плечо. Дева в испуге открыла глаза, как бы пытаясь понять, что случилось.
– Это я, – прошептала Гайдэ.
– Что… а… чего тебе? – также прошептала подруга.