— Считаю до трёх: один… два… — я поняла, что он не шутит, и уже взялась за ручку двери, как машина рванула с места, — три!
Дверца хлопнула на ходу, а я плашмя упала на бетонную плиту. Как ни странно, смеха за спиной я не услышала.
Машина доехала до ворот и остановилась: было заперто.
— Без тебя он не уедет. Иди садись, — сказал мне один из провожавших.
— Что будет с третьим? — спросила я про Сашку.
— Как скажет господин, — уклончиво ответил человек.
— Не убивайте его…
Мне не ответили, и я направилась к машине. Как только я заняла сиденье, ворота открылись.
Дилан молчал, но от напряжения сжимал руль до белых костяшек. Давно я не видела его таким: рубашка грязная, местами порванная, кое-где на лице засохшая кровь…
— Дорога долгая, Дилан. Нам нужно…
— Закрой рот! — перебил он меня, снова становясь похожим на зверя.
— Нет, — отказалась я.
С ролью тихой, задавленной виной мышки я была не согласна. Слишком опасно было сразу же прогибаться под него.
Дилан топнул по тормозам и замер, видимо, соображая, как побольнее унизить меня. Взывать к его здравому рассудку уже было бесполезно.
— Ну давай, — сказала я.
Мне хотелось дать ему понять, что я готова к самому худшему. Но он всего лишь глубоко вздохнул и отвернулся от меня. Я продолжила:
— Хочешь ты этого или нет, но придётся решить, что делать дальше.
— Как же я тебя ненавижу… — полушёпотом ответил он.
— За что?
— За то, что ты родилась. За то, что ты испортила мне жизнь! Знаешь, чего я хочу больше всего? — унизить тебя и растоптать! Чтобы ты сдохла в муках!
— Ты, правда, хочешь это сделать?
— Да. И я это сделаю, — пообещал он.
— Я — мать твоих детей, Дилан. Засунь свою ненависть в задницу и не ломай им жизнь.
— Детям не нужна такая сука-мать! — снова повысил голос он, и слова прозвучали действительно злобно.
Я сложила руки на груди, чтобы унять дрожь. Осознавать, что некогда любивший меня человек теперь говорит такие страшные вещи, было тяжело.
— Никто и никогда не заменит им мать. Потому что я — хорошая мать! А ты бесишься оттого, что тебя они не любят! — мне хотелось добавить про третью беременность, но я велела себе молчать. Он и сам скоро о ней узнает.
— Не беспокойся, без тебя о них позаботятся.
— Мне не верится, что всё это говоришь ты… — выдавила я уже с комом в горле и заревела.
Не об этом ли говорил Савватей? Вот и развалилась наша семья… Что там говорила бабушка Полина о крепкой связи? Кто её разорвал? К кому теперь обратиться за помощью?
Всю остальную дорогу мы не говорили. Дилан старательно делал вид, что я — пустое место. Во время остановки я пересела на заднее сиденье, но не могла заставить себя уснуть, так как чувствовала опасность. Благородных поступков от Дилана ждать уже не приходилось. И надежды на то, что его злость утихнет, таяли с каждым часом; я чувствовала враждебную энергетику, исходящую от него.