— Совсем скоро дом превратится в предвыборный штаб, а наша жизнь будет, как на ладони, — продолжаю. — Я все еще надеюсь договориться с отцом не втягивать во все это хотя бы тебя, но шансов, что у меня получится, мало. Твоя мама жаждет не только денег, но и славы. Именно поэтому я не хотел, чтобы хоть кто-то, включая моих друзей, видел тебя раньше времени. Но ты понимаешь, что ты сделала своей сегодняшней выходкой? Что про нас будут говорить, когда отец публично объявит об участии в предвыборной гонке?
Маша продолжает молчать в ступоре. Ее грудь высоко вздымается, выдавая шоковое состояние девушки.
Я, конечно, тоже хорош. Вместо того, чтобы опровергнуть ее слова, считай, подтвердил их в разговоре с Севой. Но он так провожал Машину спину взглядом, что я не мог иначе.
Делаю к девушке еще один небольшой шаг и почти оказываюсь вплотную. Ярость отступает. Я никогда не мог долго злиться на Машу. А сейчас, когда стою к ней так близко, понимаю, что прощу этой девушке абсолютно все. Четыре года таил на Машку обиду, а она растворилась сразу, как только я увидел девушку.
Делаю к Маше последний шаг и опускаюсь руками на стол по боками от ее тела. Она испуганно выгибается назад, но я все равно настолько близко, что чувствую девчачье дыхание с запахом клубники.
— Данил, отойди от меня, — старается произнести уверенно, но я замечаю дрожь в ее голосе.
— Зачем? — склоняюсь еще чуточку ниже.
— Ты нарушаешь мое личное пространство.
Тихо смеюсь.
— Имею право.
— Ты не имеешь никакого права! — вздергивает подбородок. Она перестает отклоняться назад, поэтому наши лица разделяют всего несколько сантиметров.
— Как это не имею? Мы же живем вместе.
— Я имела в виду, что мы живем вместе в прямом смысле слова. А что там подумал ты и твои друзья, я понятия не имею.
— Они подумали ровно то, что ты хотела, чтобы они подумали, — убираю руку со стола и опускаю ей на талию.
Дергается, как ошпаренная. Я быстро кладу вторую ладонь.
— Не прикасайся ко мне! — орет.
Я сильнее сдавливаю женскую талию. Девушка пытается вырваться, а в итоге врезается мне в грудь и так и замирает.
— Данил, отпусти меня немедленно, — требует.
— Не-а.
Склоняюсь носом к ее макушке и закрываю глаза от удовольствия. Одуреть можно. По венам шпарит адреналин, а сердце колотится, как бешеное.
Машка…
— Не смей ко мне прикасаться! — силой сбрасывает с себя мои руки и отбегает к кровати. — Слышишь!? Никогда, Данил, не смей ко мне прикасаться!
Ее слова врезаются под кожу, словно пули.
— Убирайся вон из моей комнаты!
Снизу раздается громкий хлопок входной двери и противный голос Анжелы Борисовны: