— Почти… Почти пришли, — улыбнулся я.
И рухнул без чувств.
* * *
Мне снилась мама.
Не та измученная несправедливой судьбой женщина, понемногу забывавшая все то, что было для нее важно. Нет. Я видел ее молодой и самой красивой. Для ребенка же мама всегда самая красивая, правда?
Помню, как, забирая меня из детсада, она всегда вела меня по самому красивому маршруту. Стены домов там были раскрашены красивыми граффити, но тогда я не знал этого слова. Просто мне нравились эти яркие картинки.
И на середине дороги мы заходили в магазин, где продавали мое любимое петрохолодовское мороженое на развес. В стаканчик влезало ровно два шарика. Мама брала мне один с шоколадной крошкой, а второй — дынный.
И все тогда было хорошо. И все было спокойно. Казалось, никакие тучи не смогут затмить этого счастья. Мама была с вечной аккуратной укладкой вокруг красивого, но всегда чуть уставшего лица. Ее серые глаза смеялись, когда я угощал ее своим стаканчиком — себе она никогда мороженое не брала. Она откусывала совсем немножко от каждого шарика и отдавала все мне. Говорила, на работе наелась конфет с чаем. Только потом, сильно позже, я понял, что на второй стаканчик просто не хватало денег. Что она вообще много в чем себе отказывала ради меня…
— Мам, прости.
Она удивленно подняла выщипанные в ниточку брови.
— За что простить, Сашенька? Тебя ведь даже воспитательница не ругала…
— Я не смогу вернуться. Я ведь… Я ведь здесь застрял… Я ничего не могу для тебя сделать отсюда.
Она непонимающе покачала головой.
— Что ты такое говоришь, солнышко? Доедай быстрее! Видишь, уже донышко стаканчика подтекает…
Я замотал головой, закричал и от отчаяния бросил стаканчик на землю. Он угодил в лужу — и как только брызги взмыли вверх, все вокруг нас начало окрашиваться черным. Словно огонь пожирал фотографию. Мир искажался, закручивались уголки, мамино лицо стремительно выцветало и бледнело, везде проступали темные пятна…
«Ты не вернешься», — прошептал незнакомый голос, звучавший словно отовсюду. — «Ты не вернешься, но ты сможешь ее забрать. Забрать, пока не стало поздно. Ты же хочешь этого… Хруст?»
Я вздрогнул.
Только Катя знала, как я себя называл — она могла читать мои мысли. Но голос принадлежал не Катерине. Странный голос. Не мужской, не женский. Тихий, но не шепот. Шелестящий, но музыкальный. Неестественный.
— Кто ты? — я озирался по сторонам, но вокруг никого не было.
«Я твой друг».
— Ага. Так и поверил.
«Благодаря мне ты получил второй шанс. Получил дары, на которые никто не мог рассчитывать. И можешь получить больше, гораздо больше…»