На лестничной площадке стало шумно. Кеша замолк, прищурился, втянул носом, как охотничий пёс. Рывком отшвырнул меня.
— Это ты, сука! Ты! – схватил снова.
Меня оглушило такой пощёчиной, что я отлетела, не удержалась на ногах и повалилась на пол.
— Ты, блядь! Надо было тебя ещё вчера прикончить… Тварь…
— Стоять! Лицом к стене, руки за голову!
Коридор наполнился людьми. Одетые в форму, они были повсюду. У меня всё ещё плыла голова, рот был наполнен кровью, в ушах шумело. Голос Кеши, ругань, мат… Другие голоса… Множество-множество лиц, топот. И…
— Ты за это ответишь, — низкий, бархатный, вкрадчивый.
Наверное, я свихнулась. Глаза застилали слёзы, в висках ныло, а я слышала голос, слышать который не могла.
Подняла тяжёлую голову. И в этот момент один из мужчин повернулся. Резкие черты, твёрдый подбородок, окружённые чёрными ресницами тёмные глаза. Рыдания заглушили стон. Я прижала ко рту ладонь.
Герман приблизился. Ноги его были расставлены на ширину плеч. Возвышаясь чёрной скалой, он заслонил собой всех, кто был в коридоре. И свет тоже заслонил. Или… Заслонил меня и от людей, и от света и… от смерти. Это мне стало ясно, как только я услышала сообщение одного из полицейских в рацию:
— Похоже, мы его взяли. У него кастет. Да… Да, тот самый кастет, информация о котором так и не просочилась в прессу. И ещё в кармане лента. Да… Та самая лента. Теперь ублюдок попляшет…
Как оказалась в спальне, я помнила смутно. Отвёл меня сюда точно не Герман. Высокий, мрачный мужчина ласково, по-отечески поднял с пола, а Герман просто смотрел…
— Этого не может быть, — как мантру повторила я, всё ещё не желая верить, что парень, которому я доверяла, которого хотела попытаться полюбить, и есть тот самый живодёр, заставивший прятаться по квартирам целый город. – Этого не может быть. Не может.
Меня душили слёзы. Чем сильнее приходило понимание, что уже к вечеру меня могло не стать, что меня могло не стать ещё вчера, тем сильнее накатывал озноб.
Обо мне как будто забыли. Из коридора раздавались голоса, а я сидела в закрытой спальне обхватив себя руками и медленно раскачивалась назад-вперёд.
Солнце светило вовсю. Навязчивое, оно трогало моё лицо, касалось разбитых губ. Кто открыл занавески? Тот же мужчина, который увёл меня из коридора или я сама? Может быть, кто-то ещё?
Почувствовав чужое присутствие, я резко повернулась. Сердце заколотилось от страха. Сознание против воли нарисовало бывшего сменщика с кастетом в руках и кривой усмешкой, уродующей лицо.
Но в спальню вошёл не Кеша.
Встретившись с Германом взглядом, я сглотнула вставший в горле ком. Герман не подходил. Разглядывал меня, как если бы видел впервые или не видел очень долго и теперь искал разницу с тем, что запомнил.