— То есть родишь, чтобы отдать в детский дом?
— Нет. Ты когда-нибудь слышал о том, что попавшие в тяжёлую жизненную ситуацию женщины отдают ребёнка на некоторое время? Я сделаю так же, если у меня не останется выбора. Буду приезжать так часто, как только смогу. А потом заберу. Заберу и дам всё, что у меня есть. И даже то, чего нет – найду возможность и всё равно дам. Так что хочешь ты или нет, ответить хотя бы на один вопрос тебе придётся. Ты собираешься настаивать на аборте?
И снова молчание. Только теперь чем дольше оно тянулось, тем увереннее я себя чувствовала. То ли двор, дом в котором прошло моё детство, давали мне силы, то ли проснулись инстинкты. Во мне текла кровь моих родителей: матери, любящей своих детей всем сердцем и никогда не сдающегося отца.
— Нет, — спокойно и чётко. – На аборте я настаивать не стану, Ника. Об остальном мы поговорим позже.
Дмитрий взял с бардачка пачку сигарет и вышел из машины. Я посмотрела на него через стекло, потом на младшего брата. Хотела разбудить, но передумала и тоже вышла на улицу. Остановилась по другую сторону капота.
— Хорошо, — поймала себя на том, что моё «хорошо» прозвучало в точности, как «хорошо» Дмитрия чуть раньше.
Он глубоко затянулся. Я положила ладони на чёрный металл. Дмитрий затянулся снова, потом подошёл. Достал из кармана кольцо и протянул мне. Молча. Только во взгляде приказ, не подчиниться которому я не смогла. Или просто не захотела.
Открыл Лёня сразу и даже не удивился, увидев со мной Дмитрия.
— Так и знал, что ты на неё запал, — пропустил нас.
Выглядел он лучше, чем когда приходил. Из носа не текло, нервозность тоже исчезла, только глаза блестели всё так же лихорадочно и щетина стала ещё неопрятнее.
— Надеюсь, зачем я приехал, ты тоже знаешь, — сдержанно выговорил Дима, не выдавая неприязни. Сухой тон человека, пришедшего разобраться с проблемой и не намеренного тратить на это ни одной лишней секунды.
Лёня хмыкнул. Посмотрел на меня и хмыкнул снова. На нём была чистая футболка с коротким рукавом. Совершенно непроизвольно я зацепилась взглядом за его левую руку. На сгибе локтя растеклась большая лиловая гематома. У меня когда-то тоже была такая – после того, как медсестра неудачно взяла кровь. Только у Лёни кровь никто не брал.
Резко я подняла глаза.
— Тебе повезло, сестричка, — линия его рта слегка изогнулась. – Это же не он тебя разукрасил? Тот хрен, про которого по ящику трещат без умолку, как понимаю? Чёрт… Фартовая ты у меня.
— Кончай болтать. Где бумаги?
У меня не было слов. Как только Лёня скрылся в комнате, я подошла к купленному мамой незадолго до смерти шкафу. Открыла. Одежды в нём почти не было – моя старая джинсовка и кое-что Лёнино. Джинсовку я забрала. Взяла дутую жилетку и прижала к груди.