— Ублюдок, — процедил сквозь зубы. – Ничего. Допрыгаешься.
Главным было не накручивать себя. Не думать о Нике и малыше. Когда-то я откровенно врал Агатову, что в отличие от него у меня нет слабых мест. Это место было одно для нас обоих – Крис. Но это не шло ни в какое сравнение. Вероника стала для меня не просто слабостью – она стала для меня смыслом двигаться вперёд, смыслом строить будущее, да, чёрт возьми, просто смыслом жить.
Остановив внедорожник параллельно машине Градского, я взял конверт и вышел на улицу. Воздух был спёртым и влажным. В момент, когда я, подойдя, открыл дверь со стороны переднего пассажирского кресла, издалека донёсся раскат грома.
— Я уже начал думать, ты решил остаться дома, — выговорил Иван, повернувшись.
За этот год седины в его тёмных волосах заметно прибавилось, морщины в уголках глаз стали глубже. Мысли в голове неслись стремительно. Боковым зрением я видел зажатую на заднем сиденье между двух прихвостней Градского Нику. Бледная, она едва дышала. И без того хрупкая, на фоне этих двоих выглядела она пойманной пташкой. Желание пустить в голову Градскому пару пуль стало неимоверным.
— Ты выбрал паршивое место, — сказал сухо, не сводя с Градского взгляда. – Дела идут совсем плохо? Помнится, раньше ты предпочитал более пафосные места.
Рот его искривился, из взгляда исчезло деланное благодушие. Теперь это был тот самый самолюбивый сукин сын, каким я его знал. Так-то лучше.
— Не ожидал, что ты захочешь встретиться лично, — продолжил я. – Неужели у мэра столицы нет других дел?
— Дел у меня достаточно. Но кое-что требует особого внимания. Предпочитаю важные дела решать самолично, — его рот опять искривился.
Самолично, значит. Тварь.
— Отпусти её.
У меня было то, что нужно ему, у него – моё. И мы оба это понимали, оба держали друг друга за глотку. Градский не выдержал первым. Кивнул на конверт у меня в руках. Ничего не сказав, я вытащил листок и протянул ему.
— Мне нужны все документы, — пробежав взглядом по строчкам, он резко поднял голову и повторил с нажимом: — Все.
Я стиснул зубы. Именно этого я опасался, именно об этом говорил Каштан. И здесь друг тоже оказался прав, мать его.
— Других бумаг у меня нет.
— А это уже меня не волнует, — глаза его недобро блеснули.
В тишине было слышно, как ветер прокатил по асфальту пустую банку. Небо разрезала вспышка. Я смотрел на Градского, но видел Нику. Её ставшее ещё бледнее лицо, её напряжённые плечи.
— Тебе нужно, чтобы твоя семья была в целости, мне нужны документы. Решай этот вопрос, Афанасьев. И решай в ближайшее время. Это в твоих интересах.