БАХ произвел великий бум. Среднего роста, плечистый, подвижный, не особо красивый, но с бьющей через край харизмой. И пусть тебя окружает хоть тысяча привлекательных мужчин, ты будешь видеть только его, слышать только его голос, ловить только его взгляд.
Высшая математика из его уст воспринималась как откровение.
Посещаемость лекций зашкаливала, поскольку «на Бойко» приходили студенты других факультетов.
Деканат не мог не нарадоваться показателям успеваемости.
Все было Ок.
Сплошной шоколад.
И салют.
Если бы не одна ложка дегтя.
Восемнадцатилетняя студентка, красавица и отличница Ключева Евгения начисто растеряла мозги.
Там, в черепе, где как раз под копной светлых волос отводилось место системам линейных уравнений и методам Гаусса, выл шквалистый ветер, вылизывая извилины до гладкости попки младенца.
Я, мать ее, еще со школы носящая кличку Софья Ковалевская, перестала что–либо понимать в математике, находясь рядом с Алексеем–свет–Харитоновичем. Простым языком – я влюбилась. До слабости в коленках, до пересохшего рта, до тремора рук.
Разбуди меня ночью, и я без запинки выложила бы формулы Крамера, но скользни Бойко по моему лицу равнодушным взглядом, и серое вещество превращалось в розовый кисель. А каких формул и уравнений следует ждать от киселя?
– Хочешь стипендию? – спросил он, найдя меня стоящей за дверью кафедры высшей математики. Я кивнула. Только этот предмет отнимал у меня возможность разжиться за счет государства. – Будешь приходить сюда два раза в неделю. Вот флешка с моими лекциями, посмотри вторую, третью и восемнадцатую. Жду завтра в семь часов.
Матрицы, которым научил еще Магаш Муралиевич, внимания не задержали. Несколько практических занятий отняли максимум полчаса, а вот восемнадцатая лекция, которая называлась «Евклидово пространство», ввела в ступор. Это была небольшая видеозапись, на которой Алексей Харитонович, глядя прямо в камеру, раздевался. Когда звякнула пряжка ремня, экран погас.
Шок прошел минут через сорок. Я посмотрела запись бессчетное количество раз.
«Что это? Случайность или…»
– Поняла операции над матрицами? – Алексей Харитонович был спокоен, деловит, на столе в его кабинете лежали учебники и тетради. Я сидела напротив и не знала, куда девать глаза. И руки. Он знал – сунул в пальцы шариковую ручку. – Пиши.
– Что писать?
– Определители квадратных матриц.
«Дура я, – придвинула к себе тетрадный листочек, – выдумала черт знает что, а он, наверное, и не догадывается, что Евклидово пространство занято его голым торсом».
Воспоминания заставили загореться лицо. Я непроизвольно приложила ладонь к щеке.