Значит, он живёт здесь, наверху, вместе с моими биологическими родителями. Уже три года. Они его опекуны, заменившие ему маму с папой. И кем же тогда он приходится мне? Своего рода сводным братом?
Смешно.
Я качаю головой и иду к барной стойке.
Денис не доливает в большую кружку пива, торопливо ставит её перед недоумевающим клиентом и бросается ко мне:
– Лер, хочешь чего-нибудь? Лимонада, газировки или сока?
– Эй, друг! – возмущается с другого края мужчина. – Я плачу за полную порцию!
Денис морщится, а я спешу его заверить:
– Не нужно ничего. Работайте… То есть, работай спокойно.
– Спокойствие в нашем занятии бывает только тогда, когда бар пустует, – улыбается он.
– Рыжая права, – раздаётся сбоку, а на стойку рядом с моим локтем ложится поднос. – Иди работай, Дэн. Обслужу твою дочурку по высшему разряду, обещаю.
Денис явно ему не верит, но вынужден отойти, потому что тот мужик уже находится на грани истерики. Я жду, когда Савва обойдёт меня со спины, и наблюдаю, как он заходит за стойку, вынимая из её недр стеклянный стакан.
– Да уж, заварила ты кашу, Рыжая, – замечает он насмешливо и смотрит на меня: – Чего тебе?
– Капельку просто человеческого уважения, но сейчас не до хорошего. Так что кола будет в самый раз.
Савва усмехается, отворачивается к холодильнику со стеклянной дверцей, вынимает из него бутылку с газировкой и, демонстративно пшикнув крышкой, ставит её передо мной.
– Ваш заказ. А уважение, Рыжая, обычно нужно заслужить.
– Хорошо. Только это всё равно не объясняет твоего ко мне презрения.
– Ты всё рассуждаешь о чувствах, но… – обхватив пальцами стойку, жмёт он плечами. – Их нужно чувствовать. В моём же отношении к тебе нет ни-че-го.
– Очень заметно, – усмехаюсь я. – Не буду обвинять тебя во лжи, но скажу, что ты меня совсем не знаешь, чтобы делать выводы о моих человеческих качествах. И если тебя каким-то образом задевает моё положение в обществе, это не даёт тебе права меня судить.
– Твоё положение? – ползёт по красивым губам холодная усмешка. – Тебе тупо повезло, Рыжая. Попала в семью заворовавшихся богачей и кичишься своим положением. А по сути ничего из себя не представляешь. Как тебе не какие-то там чувства, а голые факты, а?
Мои родители ворующие богачи? Ну это уже слишком!
Я спрыгиваю со стула и, нависнув над стойкой, цежу этому ненормальному:
– Никак. Потому что это не факты, а глупые домыслы обиженного жизнью мальчишки!
Секунду любуюсь вспыхнувшим в тёмных глазах огнём и резко отворачиваюсь. Но уйти, как я того хотела, не выходит – я натыкаюсь на Риту.
В зелёных глазах девушки горит тревога – видимо, на моём лице написаны все владеющие мной чувства, она коротко смотрит мне за плечо, а затем спрашивает: