Так думать ненормально.
– Антон придурок! – возмущённо летит мне в спину. – Он не может быть моим парнем! Но и не заслужил того, что ты с ним… Его друг хочет найти тебя, чтобы отомстить. Они… Они видели, как ты меня подвозил, и узнали тебя…
Что это? Беспокойство в её голосе? Беспокойство обо мне?
Я разворачиваюсь к ней лицом, оказывается, она тоже поднялась на ноги. И смотрит так, словно ей на меня не плевать. Я теряюсь. Я тупо перестаю понимать, что происходит. Как и то, почему мне снова хочется её поцеловать.
– Тебе угрожали? – делаю непроизвольный шаг к ней.
– Пускай бы попробовали! – фыркает она, а через секунду выражение её лица меняется, становится растерянным и напуганным, что ли. – Савва… Мне не хочется думать, что ты избил Антона из прихоти… Что ты… именно такой человек: жестокий и агрессивный. Мне кажется… Я хочу знать, Сав, почему. Расскажи? Пожалуйста!
Рука сама тянется к её лицу, пальцы заправляют рыжую прядь за ухо и замирают на тонкой шее. Лера не отводит своих глаз от моих, а я шепчу, спрашивая:
– А если я именно такой?..
– Причины всё равно должны быть, – стоит она на своём, как я, шепча слова. – Их я тоже хочу знать.
– Зачем, Рыжая? Я… я тебе нравлюсь, да? Даже несмотря на то, как веду себя с тобой?
– Нрави… – теряется теперь она, краснеет беспощадно и выпаливает: – Конечно, нет!
Нравлюсь.
Я улыбаюсь самодовольно и делаю то, что так хотел. Притягиваю её к себе и целую.
Лера испуганно вздыхает, а я наслаждаюсь мягкостью и податливостью упругих губ. Отсутствие сопротивления – как бальзам на душу. Или допинг в кровь. В груди, как лампа нагрева, накаляется желание. Притянуть её ещё ближе, целовать ещё глубже. Именно её – такую настырную, любознательную, вредную.
Трогательную.
В себя я прихожу, когда мы падаем на кровать. Однозначно нравлюсь. И сильно. Но с чего вдруг?
Понимание, что я должен быть разумнее наивной девчонки, отрезвляет. Но прекращать эту будоражащую пытку не хочется. Не хочется, но надо.
Отрываюсь от её губ и с хрипом в голосе говорю:
– Иди спать, Лер. Не надо тебе знать, какой я – это ни к чему не приведёт.
Лера часто дышит, пытаясь вернуть взгляду осознанность. И такая она милая в этот момент, что я начинаю жалеть о своих словах. Снова заправляю её волосы за ухо, улыбаюсь ей непроизвольно, но опровергать сказанное не планирую. Пусть держится от меня подальше.
Отпускаю её, откидываясь на спину, и повторяю:
– Уходи, Рыжая. Если нет желания остаться не для пустых разговоров.
Лера вскакивает с кровати, как ужаленная. Её возмущённое сопение заполняет комнату. Она поворачивается ко мне и шипит: