Он отбрасывает от себя куклу, от чего мой желудок совершает испуганный кульбит, – слава Богу, на матрас рядом, – и спускает ноги на пол, чтобы сесть. Смотрит на меня долго и пристально, а затем убирает одну из рук себе за спину и вынимает оттуда тетрадь в твёрдом переплёте.
Мой дневник.
Я никогда раньше не делала ничего подобного, но переехав сюда, не знала куда деть все те чувства, что обуревали меня. Их было слишком много. Просто невыносимо много. И в конце концов, я где-то вычитала, что, если записывать свои чувства на бумагу, то организму становится легче с ними справляться. Я попробовала, и мне понравилось.
И там…
Там много того, что Никлаусу знать нельзя, потому что это сугубо личное!
Никлаус подкидывает тетрадь в руках и насмешливо интересуется:
– Запишешь в нём сегодняшний поход на турнир? О том, как тебя впечатлил непобедимый Оливер?
– Ты его читал? – хрипло спрашиваю я, потому что горло сжимает спазм.
Глаза щиплет, а по пищеводу поднимается едкая злость. Если он… Если он посмел залезть в моё самое сокровенное…
– Пару страниц, – играет он с боковым обрезом страниц. – Мельком. Но сейчас…
Никлаус мерзавец. Я ошибалась каждый раз, когда допускала хоть одну мысль, что может быть иначе.
Я бросаюсь к нему, когда он открывает тетрадь ровно по середине. Но этот подлец подскакивает на ноги и поднимает руки вверх:
– Нет уж, Ан-ни, не выйдет.
Хватаю его за локти и тяну их вниз, но Ник умудряется вырваться из моих рук и убрать свои себе за спину. Его взгляд откровенно насмехается надо мной тогда, когда я уже готова вцепиться ногтями в его наглое лицо. Толкаю его ладонями в грудь и рычу:
– Верни мне мой чёртов дневник!
– О-хо-хо, какие мы свирепые.
Я снова его толкаю, и он налетает на тумбочку, на мгновение теряет равновесие, расставляя руки в стороны, но, когда я бросаюсь к той, что сжимает тетрадь, Ник кидается вперёд и падает на кровать. Смеётся. Этот мерзавец смеётся надо мной и моими секретами!
Резко склоняюсь за тетрадью и успеваю крепко обхватить кисть Ника пальцами. Падаю следом, потому что он дергает руку на себя. Но меня уже не оторвать от тетради. Я прижимаю её к груди вместе с рукой Никлауса с такой силой, на какую только способна.
– Не будь ты такой жадной, Ан-ни, – выдыхает мне на ухо Ник, потому что я прижала его руку к матрасу, а он пытается меня от него отодрать другой рукой.
– Ты ужасный человек, Никлаус! – дрожит мой голос. – Ты… мер… мерзавец! Ты не имел права читать мой дневник! Это личное! Клянусь, если ты сейчас же не уберёшься из моей комнаты…
– То, что? Кажется, мы это уже проходили.