– Не находишь, что это подло? – зашла с наступления.
– Ты о чем? – недоуменно обернулся он, останавливаясь у письменного стола.
– О том, что ты пытаешься манипулировать чувствами детей и занять место их отца. – Меня внутренне потряхивало.
Я еще сама не разобралась отчего. Какая-то злость на него, на свою беспомощность, на дурацкие реакции тела.
– Нет, не нахожу, – спокойно ответил Саша, присаживаясь на край стола. – Девочкам нужно внимание отца, а за неимением оного они будут искать его в каждом мужчине, который вызовет симпатию или доверие. Они еще слишком маленькие и нуждаются в отцовской ласке. Так пусть лучше называют папой меня, чем чужого мужика с улицы, – последние слова прозвучали особенно жестко, словно он подозревал меня в связи с кем-то.
– Хорошее оправдание своему эгоизму.
– Я хочу, чтобы они были счастливы, чтобы хотя бы у кого-то из моих близких было нормальное детство с любящими родителями. Тем более... – Саша потянулся к нижнему ящику стола, вытаскивая какие-то листы с печатями, бланки, распечатки. – Боюсь, мне недолго осталось играть эту роль.
– П-почему? Что это? – Я подозрительно покосилась на бумаги в его руках.
В прошлый раз, когда он показывал подобную стопку, меня ждал неприятный сюрприз. Что-то мне подсказывало, что и сейчас будет не лучше.
– Диагноз, – скривился с горечью. – Ознакомишься или поверишь на слово?
Я протянула руку, забирая листы. Пробежалась по строчкам, холодея. Анализы, результаты диагностики, заключения, медицинские термины.
Часть была на английском языке, который я, увы, не понимала. Их отложила в сторону.
Вчитывалась в каждое слово, пытаясь понять, но смысл упорно ускользал. Единственное, что я выхватила из всей попавшейся на глаза информации, это то, что Саша тяжело болен.
Глаза непроизвольно защипало от навернувшихся слез. Обида и злость, гулявшие во мне еще минуту назад, испарились без следа.
Это какой-то розыгрыш? Черный юмор?
Ошибка?
Наверняка! Такое иногда случается, я слышала!
Потому что подобного просто не могло быть на самом деле.
Не сейчас! Не с ним!
Не с нами, потому как Саша для нас оставался последней надеждой. Последней бухтой, где мы могли бы спрятаться, укрыться от неприятностей, переждать шторм.
Но слова, отпечатанные на листах формата А4, государственные печати, заключения ведущей клиники упорно доказывали обратное.
– Поэтому ты уезжал в Израиль? – потерянным голосом выдавила я.
Мужчина терпеливо ждал моей реакции, опустив голову, а мне казалось, что я теряю точку опоры. Только-только на горизонте забрезжили проблески светлой полосы, только я позволила себе поверить, что есть выход, как судьба снова косила на корню.