- Милая сестрица Анна, погляди, не идет ли кто? - снова возопила вдова.
- Я вижу стадо пыли... ах нет, тучу овец. О! Я вижу дилижанс из Лондона. В нем три наружных пассажира, а кучер скидывает посылку горничной миссис Дженкинс.
- Нет, не то! Взгляни еще раз, сестрица Анна!
- Я вижу толпу... ставень... да, ставень, а на нем кто-то лежит... бидл... сорок маленьких мальчиков... Силы небесные! Чтобы это могло быть? и сестрица Анна слетела вниз и вместе с сестрой прильнула к переднему окошку, глядя на приблизившуюся процессию, которую углядела с мансарды.
Во главе шествовал бидл, хлеща тростью мальчишек.
А они, числом сорок, толпились вокруг, окружая _ставень_, который несли на плечах четыре человека.
На ставне возлежал Фредерик.
Он был смертельно бледен; волосы застилали его лицо; одежда плотно прилипла к телу, ибо была мокра насквозь; со ставня на мостовую лились потоки воды. Но он был жив! Он скосил один глаз к окну, у которого сидела миссис Синяя Борода, и подарил ей взгляд, который она не забыла до самой смерти.
Замыкал шествие Самбо. Он тоже промок до нитки и если бы хоть что-то могло распрямить его курчавые волосы, то они непременно распрямились бы от недавнего нырянья. Но поскольку он был не джентльмен, то ему предоставили возвращаться домой на своих двоих, и, проходя мимо окошка вдовы, он бросил на нее жуткий взгляд вытаращенных черных глаз и двинулся дальше, простирая руки к ставню.
Джон Томас, лакей, был сию же минуту отряжен к доктору Лукавсу за новостями о пациенте, и на сей раз без всяких отлагательств. Вернулся он через полчаса с рассказом, что мистер Фредерик бросился в рыбий садок на Холостяцкой Аллее вместе с Самбо, был не без труда выужен оттуда, уложен в постель, получил пинту разогретого белого вина и теперь чувствует себя вполне недурно.
- Благодарение Небесам, - вздохнула вдова, дала Джону Томасу монету в семь шиллингов и с легким сердцем уселась за чай.
- Какое сердце! - сказала она сестрице Анне. - И, ах, какая жалость, что он косит!
Тут появились два офицера. Они так и не попали на Холостяцкую Аллею и провели все время у майора Макабау, советуясь с голландским джином. Теперь они знали, что сказать.
- Да чтоб его вздернули! Он и не думал топиться, - заявил капитан Черная Борода. - Можем держать пари.
- Прелестнейшая госпожа моя, - продолжал он в том же духе, - мы обшарили весь пруд. Никакого мистера Лукавса. А рыбак, хозяин ялика, заверил нас, что он за весь день туда и близко не подходил.
- Наглый лжец! - вскричала вдова, сверкая очами. - Уходите, бессердечное чудовище, посмевшее сыграть злую шутку над чувствами почтенной и беззащитной женщины! Убирайтесь, сэр, вы достойны любви одной лишь... Долли... Коддлинс!