И оттого мне не столько стыдно, сколько… забавно, наверное.
Потому что слова этого человека говорят одно, а движения, дыхание, прикосновения — совсем другое.
Он бухтел и ругался, но при этом в любой подходящий момент хватал меня и то кутал, то кормил, то ощупывал, словно не верил собственным глазам и пытался, как я, кончиками пальцев, найти рану. Или убедиться, что ее нет.
Это было очень непривычно. При всей своей тактильности я никогда не вступала в такой близкий контакт с людьми. Если только, конечно, это было не про секс и попытки поиграть в семью.
Жаль, что прежде я всегда воспринимала такие игры всерьез до того момента, как мной наиграются. Впрочем, сейчас не время вспоминать.
Я послушно взяла ложку и едва не подавилась. Суп больше всего был похож на ядреный армянский хаш, только кроме чеснока туда от души добавили перца. Не то чтобы я была против специй, но здесь немного… м-м-м… перебор.
— Считай это своим целебным отваром. Достать в этом захолустье хорошее мясо и специи — та еще задачка, — как бы невзначай сказал мужчина, отворачиваясь от меня. А это он что, улыбается уголками губ? То есть это месть за лекарства, которыми я его поила?
Ну… ладно, будем считать, что и в этом мы квиты. А суп очень вкусный, надо только привыкнуть к тому, что острый. Интересно, у этого тела желудок с непривычки не отвалится?
— Хлебушка можно? Или травы какой.
— Есть стрелки чеснока, хочешь? — ехидно отозвался спаситель. Мы с ним взаимно так и не представились. Надо, наверное, исправиться? Или нет?
— Хочу. — Вообще-то, стрелки чеснока не острые. — И хлеба, пожалуйста. Есть?
Нет, он все же забавный. Так клево шевелит бровями, когда о чем-то думает. В моем видении две зеленые черты над глазами ерзают вверх-вниз, как две деловитые гусеницы.
— Найдется. — Наемник стянул какую-то тряпку с подноса, явив миру округлый корж. Сначала я это услышала — шелест ткани о шершавую корочку. Потом почуяла теплый ржаной запах. Затем паутинки нарисовали мне мультик.
Мой спаситель еще раз задумчиво пошевелил своими гусеницами-бровями, вынул из-под рубахи большой кинжал и, подкинув железку в воздух, резко хлестнул рукой в разные стороны. Буханка распалась на десяток тонких и идеально ровных кусочков.
Да, мы с Хрюшей не ошиблись насчет его профессии.
Когда я закончила с трапезой, он молча забрал миску, остатки хлеба и прочее со стола, аккуратно смахнул в горсть крошки и одним броском закинул их в рот. Интересный жест — этот человек не привык разбрасываться едой, никакой и никогда. Вон как хозяйственно прибирает хлеб в тряпицу, а потом в какой-то мешок.