Сидит. Возле стола. На нем половина моих собственных припасов и две чашки с молоком. Молодец средний сын трактирщика, молоко принес, не буду ему уши откручивать пока, погожу. Где она вторую кружку, кстати, взяла? У пацана на подносе одна стояла! А половину припасов съела, уже хорошо.
Думает о чем-то. Голову склонила к плечу и светит алым росчерком поперек идеально-белого лица куда-то в неведомое, словно там увидела интересное. Улыбка еще эта… мягкая, теплая и до оскомины невинная.
Нет, о чем бы она вчера ни говорила, но точно не о том, о чем подумал я сам!
А жаль…
— Почему не доела?!
— Потому что тебе тоже незачем ходить голодным.
Шатт, и твердость в голосе. Сразу ясно, что не переупрямить.
А потом эта ослица, которую по недоразумению приняли в совы, устроила мне скандал про то, как она сейчас сама пойдет всех спасет, а я могу катиться лесом, раз такой меркантильный.
Ну ладно, ладно. Не скандал. И про меркантильность она ничего не говорила. Но рвалась на подвиги в одиночку, как дура! В принципе, ничем от себя обычной не отличалась, отсутствие направленной мозговой деятельности — это ее стандартное состояние. Глаза выпучила, про всеобщую справедливость ухнула и полетела.
Даже то, что пучить уже нечего, не мешает.
А какие там подвиги и добыча информации? Пропавший всего лишь младший сын трактирщика. Его истерящая на весь дом мамаша ничего, кроме слез и молитв, из себя так и не выдавила, заранее похоронив мальца. Мрачные старшие братья, похожие на нечесаных хмурых быков, и такой же папаша, хозяин заведения, могли лишь поносить мертвых богов, чернюков и шатта. И никаких четких сведений — где, когда в последний раз видели, куда пошел, с кем разговаривал. В деревнях за подростками если и следят, то краем глаза. А за пацанами и вовсе — коль домой к ночи вернулся, значит, воспитание удалось.
Мне будто своих проблем мало. На секунду отвернулся, а эта коза, в смысле сова слепая — шасть, и уже обнимает за плечи рыдающую мамашу. И что-то шепчет ей на ухо. Шатт, сейчас пообещает… не знаю даже чего! А потом мы найдем (если найдем) труп малолетнего придурка, и эти обещания аукнутся нам втридорога.
— Не лезь, жена, не перенимай чужое горе. Тебе о своем ребенке надо беспокоиться, — одернул ее я, незаметно для других натягивая нити магии.
— Да, муж мой. Ты прав, не женское дело таким заниматься. Мы лучше по хозяйству немного… Правда, госпожа Долорес? Вот, правильно… мужчины всем займутся, со всем справятся… а мы пойдем сейчас на кухню и…
Да куда ж ты лезешь! Ты хоть вспомни, кого изображаешь, дура пернатая! Избавиться от меня захотела, самостоятельности?!