Автомобиль, везущий Алексея Викторовича домой, остановился на светофоре, когда раздался звонок мобильного телефона.
— Ну что там еще? — недовольно спросил Гассерт, увидев на табло имя Звездинской.
— Хочу сообщить, что твой «денежный мешок» расхворался, — ехидно сообщила Мстя.
— Откуда сведения?
— Сереженька только что позвонил. Сказал, что папа болен.
— Насколько серьёзно? — уточнил, надеясь получить необходимые сведения.
— Думаю, не очень, — Мстислава была рада возможности выложить новую информацию. — Первого октября уже приступает к работе.
— Вот и хорошо, — облегченно выдохнул Гассерт. — Значит, ничто не воспрепятствует моим планам, — замолчал.
— Ты хоть поблагодарил бы за то, что забочусь о твоей карьере! — взвизгнула Мстя.
— Благодарю, — ухмыльнулся и нажал клавишу отбоя.
Что ему дали сведения о болезни потенциального инвестора, Гассерт не знал. Но держать руку на пульсе происходящего в Южной Пальмире давно вошло у него в привычку.
— Будь завтра к восьми, — велел водителю, покидая авто, Алексей Викторович.
— Как скажете! — машина плавно выехала со двора элитной многоэтажки, выстроенной совсем недавно на самом берегу самого прекрасного из морей.
Утром первого октября Истомины, отец и сын, вышли из квартиры, принадлежащей семье, ровно в восемь.
Автомобиль ждал Сергея Васильевича, чтобы доставить к месту службы.
— Тебя подбросить? — поинтересовался Истомин-старший у сына.
— Нет, — покачал головой Сергей. — Мне нужно быть в театре к девяти. Пройдусь пешком.
Дорога к театру не отняла много времени. Через полчаса Сергей стоял перед черным входом и раздумывал о том, пройти ли в зал, где должна собраться труппа, сразу или лучше немного обожать. Посидеть, например, на скамейке в уютном дворике Пале-Рояля.
В октябрьском воздухе уже чувствовалось едва уловимое дыхание осени. Утро было прохладным, но солнечным, и обещало жаркий день. Еще радостно зеленела листва платанов, но «ладошки» каштанов начинали рыжеть и скручиваться по краям.
Сергей опустился на одну из скамеек, расположенных полукругом перед фонтаном в центре дворика. Раскинул руки вдоль спинки скамьи. Запрокинул голову, подставив лицо лучам восходящего солнца, и прикрыл глаза.
— Досыпаете, юноша? — рядом послышался скрипучий прокуренный голос. — А мне думалось, что двух недель после гастролей более чем достаточно для того чтобы отдохнуть и отоспаться.
Сергей приоткрыл глаза, слегка повернул голову и увидел сидящего рядом главного хореографа театра, вынимающего из серебряного портсигара папиросу, марки, являющейся одним из символов Южной Пальмиры.