Генри Хэллему 2 октября 1847 года
Вышла новая "Ярмарка" - неудачная, не считая отрицательных героев: мистер Теккерей вывел нам еще одну Эмилию - в образе леди Джейн Шипшенкс. Мне бы хотелось, чтобы Эмилия была более зажигательной особой, тем более, что, по его словам, описывая ее, он думал обо мне. Вы, должно быть, знаете, он признавался Уильяму, что не копировал меня, но не сумел бы ее сочинить, если бы мы не были знакомы; и все же, хотя в ней есть толика живости и нежности и она не вовсе флегма, это невероятно скучная и эгоистическая личность.
Мужу 3 октября 1849 года
меня все больше тревожит мистер Теккерей. Врачи навещают его по три-четыре раза на дню. Мне жаль, что рядом с ним нет тебя и он не видит никого, с кем мог бы говорить серьезно и кто на самом деле дал бы ему Утешение. В тот день, когда я была у него, он говорил о смерти как о чем-то предстоящем, возможно, в близком будущем, сказал, что ждет ее без страха и ощущает великую любовь и сострадание ко всему человечеству; хоть многое ему хотелось бы продолжить в жизни, он испытывает бесконечное доверие к воле Творца, надеется на Его любовь и милосердие и, если такова воля Божья, готов умереть хоть завтра, беспокоят его только дети, которые остаются без средств. Тогда мне не казалось, что ему вновь грозит опасность, заботило меня лишь то, что ему вредны такие разговоры, но сейчас жалею, что не поддержала эту тему и не дала ему высказаться откровеннее, ибо признания облегчили бы его душу, - по его словам, к нему вернулись счастье и покой, и наша беседа пошла ему на пользу, он сказал, что, кроме меня, он еще мог бы говорить только с тобой, упомянул тебя с большой любовью. Сейчас я упрекаю себя за то, что отвлекала его мысли от болезненного состояния, и пыталась позабавить его, рассказывая о том о сем; как знать, вдруг то была его последняя возможность сказать, что он испытывает, умирая, если конец его и вправду близок, чего я не могу не опасаться.
Из письма Кейт Перри к миссис Брукфилд
Он говорил мне, что за всю жизнь любил шесть женщин: свою мать, дочерей, меня, мою сестру и вас... Вы знали его лучше всех. Он был всегда неотразим в вашем присутствии, мне кажется, что вы на всех воздействовали так волшебно. Вы, Джейн Брукфилд, Джейн Элиот и я были его истинными друзьями, а каким утешением он был для всех нас!
ГЕНРИЕТТА КОКРЕН
ИЗ КНИГИ "ЗНАМЕНИТОСТИ И Я"
Первый знаменитый человек, запомнившийся мне с раннего детства, - это Уильям Теккерей. Мне было лет семь, и жили мы в Париже. В салоне моей матери встречались художники и литераторы, приходившие побеседовать друг с другом. Но никто из них не поразил так мое детское воображение, как мистер Теккерей. Среди неясных образов былого его фигура стоит особняком, как будто выделенная четким контуром. Наружность у него была внушительная: более шести футов росту, мощное сложение. Ясно помню большую голову с серебряной копной волос, румяные щеки и солнечную, нежную улыбку, делавшую его лицо прекрасным. Меня в нем восхищало все, даже сломанный нос, только было страшно, что какому-то испорченному, наглому мальчишке достало дерзости ударить великого человека по носу. Я знала про нашумевшую "Ярмарку тщеславия" и удивлялась про себя, что знаменитость снисходит до разговоров с нами, малыми детьми, и даже играет - просто и по-доброму. Ни слава, ни высокий рост не мешали ему с живейшим интересом относиться к нашим забавам. Он расспросил, как зовут всех моих кукол, а их у меня было шесть, запомнил имена, придумал родословную - у каждой появилось собственное генеалогическое древо. Мы, пятеро детей, всегда теснились у его колен и льнули к нему, как лилипуты, к которым прибыл житель Бробдингнега. Немудрено, что мистер Теккерей был нашим самым любимым великаном.