Уже поздно. Почти полночь. Мама несет спящую Сашу на руках. Мы уехали из больницы только после заверения доктора, что теперь с Ярославом все будет хорошо. Он поправится, и уже через месяц об аварии ему будет напоминать только шрам.
Богатырев провожает маму в гостевую комнату с двуспальной кроватью и поясняет:
— Детской в доме нет. Надеюсь, здесь вам с Сашей будет удобно.
— Платон, ни о чем не беспокойтесь. Отдыхайте. — Мама укладывает Сашу в постель и снимает с ее ножек сандалии. А Богатырев не упускает возможности поцеловать ее в лобик. Огромный зверь над маленьким ангелом. Но зверь с горячим сердцем.
— Если вам что-то понадобится, моя комната напротив. Кухня на первом этаже, если проголодаетесь или захотите пить. Здесь — отдельная ванная. — Он указывает на смежную дверь, и мама с улыбкой качает головой. — Спокойной ночи, — желает Богатырев и выходит ко мне в коридор.
— Платон, прости, — вздыхаю я, как только мы остаемся наедине. — Я должна была держать ее за руку.
— Считай, это твой урок на всю жизнь. — Он пригвождает меня к стене. — Уверен, ты его хорошо усвоила. — Дыхание, как кипяток, ошпаривает мое лицо.
Я прячу виноватый взгляд. Жмусь спиной в стену. Перестаю дышать и слышу, как колотится его сердце. Бешено. Богатырев хочет мести, закрепления моего урока. Одним словом — секса.
— Платон, сейчас не самое подходящее время, — отвечаю взволнованно.
— Не хочешь?
Стыдно признаться, но хочу. Низ живота ноет. Между ног печет. Я бы прямо тут запрыгнула на его член и вгрызлась бы поцелуем в его губы. Но это как-то неправильно. Саша сегодня едва не пострадала. Дважды. Ярослав перенес сложную операцию. Сам Богатырев едва стоит на ногах после переливания. И я еще толком не знаю, как обстоят дела с компанией и Мадлен. Не до нее.
Поднимаю глаза и прикусываю губу. Выдаю себя без слов.
Богатырев рывком разворачивает меня спиной к себе, задирает юбку и разрывает на мне трусики. Я лишь тихо пищу, зажмурившись. В двух шагах от нас дверь, за которой моя мама. В любой момент ей приспичит воды, она выйдет, и я сквозь землю провалюсь от такого позора. Да нас уже надо лишать родительских прав лишь за то, что мы в огромном доме не можем найти место для уединения, трахаясь едва ли не публично.
— Плато-о-он…
— Скажи, Рита, — шипит он мне на ухо, пальцами надавливая на мои влажные складки и медленно массируя клитор, — тебя чертовски заводят такие животные совокупления.
— Да-а-а…
Толчок выбивает из меня рыхлый хрип. Я грудью падаю на стену. Буквально расплющиваюсь и растекаюсь по ней, перестав соображать.