Они окончательно избавили друг друга от одежды, и Саймон легко подхватил ее, положил на кровать, и сам тут же оказался рядом. Навис над ней, снова стал целовать. Ева медленно таяла от его прикосновений, возбуждаясь все больше и больше.
Он гладил ее, доводя до безумия своими прикосновениями. Она нетерпеливо изгибалась ему навстречу. Он раздвинул коленом ее бедра, и она охотно подчинилась. Но, когда он вдруг прикоснулся пальцами до местечка между ее ног, Ева вздрогнула от неизведанного дотоле чувства и попыталась свести ноги, но его большое тело мешало ей это сделать.
Саймон стал поглаживать там, и Ева открыла для себя совершенно новые ощущения. Ей понравилось, и она хотела большего. Он лег на нее и стал входить внутрь. Вот тогда Ева ощутила боль. Она испугалась, но Саймон, почувствовав это, стал шептать, что все в порядке, и боль сейчас уйдет. Это ее, действительно, успокоило, и она даже смогла немного расслабиться. Правда, не надолго. Он заполнил ее всю, а потом стал двигаться. Ева с интересом прислушивалась к своим ощущениям. А они нарастали с каждым толчком, и становились все приятнее. Тогда девушка закрыла глаза и отдалась чувствам.
Боль отступила окончательно, и Ева все больше окуналась в наслаждение. Саймон двигался уверенно, и ей казалось, что с каждым разом он глубже и глубже погружается в нее. Дыхание ее сбивалось, и она застонала от переполняющих ее чувств. Она тоже стремилась к нему навстречу, все больше впадая в сладостное безумие. Он стал резче и жестче. Двигался мощными точками, и она хотела, чтобы так и было. А потом он вдруг откинул голову и застыл, и Ева почувствовала, как что-то течет внутри нее. Потом Саймон обессилено опустился на нее, и она обняла его, счастливая, что это произошло с ней, что он рядом…
69.
Ева легко коснулась кончиками пальцев его волос. Она не могла поверить, что Саймон здесь, обнимает ее, что только что между ними случилось то самое, о чем не принято говорить в свете, и о чем после помолвки с Рокуэллом однажды скупо намекнула мать. «Покорность и подчинение, Евангелина; вот первейшие обязанности жены, когда она остается наедине с мужем. Выполнив эти обязанности, ты поймешь, что супружеский долг — не слишком приятная, но и не чересчур обременительная и болезненная процедура».
Это звучало, как если б Ева была пациенткой, а герцог — неким врачом, и девушка вздрагивала всякий раз, стоило ей представить «процедуру», которой подвергнет ее муж на супружеском ложе…
Но с Саймоном все было иначе! О какой покорности, о каком подчинении могла идти речь, если он своими поцелуями и ласками довел ее до полного умоисступления! Она хотела его до безумия, до боли; и, когда он овладел ею, когда они стали единым целым, — лишь тогда эта боль угасла, и на смену ей пришли ощущения неведомые и прекрасные…