— Как тебя зовут? — спросил он.
Она презрительно фыркнула.
— Старческий маразм? Забыл, на ком женился? — язвительно спросила она.
Да, очарование было разрушено, а настроение испорчено. Саймону тоже захотелось сказать ей какую-нибудь гадость.
— На ком женился, я помню, а имя мне твое не важно, буду звать тебя, как мне вздумается.
— В таком случае я тоже буду звать тебя, как мне вздумается.
Ну и штучка! Такого Саймон не ожидал. По его представлениям она должна была плакать, проклиная свою судьбу, что свела ее с ним — и, конечно, она должна бояться его. Почему она не делает ни того, ни другого?! Ничего, он это исправит.
— А я даже открою тебе мое второе имя, моя сладкая пампушечка.
Девушка скривилась, услышав, как он ее назвал.
— Дай-ка угадаю, — сказала она. — Тебя зовут Облезлая Обезьяна?
Саймон был оскорблен до глубины души. Не будь она женщиной, он бы заставил обидчика проглотить эти слова вместе с собственным языком!
— Джек Гром, — вскинув подбородок, высокомерно произнес он.
Недоверчивый взгляд был ему ответом. Она отвернулась и стала смотреть на кусты и деревья. Разочарованный такой реакцией, а, вернее, отсутствием последней, Саймон тоже отвернулся от нее, а потом объявил об окончании привала.
Некоторое время они шли в молчании.
— А твои разбойнички славно тебя берегли: хранили, словно сокровище, под замком, — услышал он ее насмешливый голос в спину.
— Я был им очень дорог, — тут же отозвался он, и вдруг улыбнулся в бороду. А его жена забавная. Маленькая острая штучка.
Саймон вспомнил, как ее зовут.
— Евангелина, — будто пробуя ее имя на вкус, тихо сказал он.
Она фыркнула за его спиной.
— Вспомнил, Облезлая Обезьяна? А вот я твои имена забыла, и первое, и второе.
Напрашивается, мерзавка!
— Уверен, сегодня ночью ты их оба вспомнишь, мой розовый бутончик, — многообещающе хмыкнул он. И добился своего, хоть и сам был не рад этому. Ева побледнела, лицо ее стало сумрачным. Она опустила глаза и неохотно поплелась за ним по дороге, еле волоча ноги, так что ему приходилось останавливаться и ждать ее.
Итак, первой брачной ночи быть! Он желал этого, и вдруг понял, что хочет ее прямо сейчас. Но нет, он дождется вечера. В трактире он сможет отдохнуть и отмыться от въевшейся в кожу грязи.
Сегодня утром он пытался вымыться в реке, но вода была холодной, а он был слишком слаб, и ему это плохо удалось. Хорошо бы еще отрезать эту отвратительную бороду, — совсем. Пока он был Джеком Громом, он носил усы и небольшую бородку. Но теперь решил окончательно покончить с этими украшениями на лице.
Он подумал об этом — и у него почему-то потеплело на душе оттого, что он представил, как Ева удивится, когда увидит его немного обновленным. И поймет, что он не так уж и стар и уродлив. Это может немного смягчить ее по отношению к нему.