— Опять ты перенапрягаешься. — говорит Акира: — легче, свободней. Аа… ладно, заканчивай с медитацией, не пойдет так. Вставай, будем тебя учить расслабляться… — Акира-сан легко поднимается на ноги и отходит в сторону, к тренировочным мишеням.
— Хай, Акира-сан. — послушно говорит Юки и встает на ноги.
— Не, так дело не пойдет. — говорит Акира: — что-то с тобой надо делать. Майко на тебя натравить что ли? Как бы хуже не сделать…
— Как скажете, Акира-сан. — кланяется Юки. Она не преувеличивает, не кривит душой. Как скажет Акира-сан — так она и сделает. Потому что это ее долг. И если обычно долг был тяжелым камнем на ее душе, то подчинятся приказам Акиры-сан — было легко и радостно. Может быть потому, что рядом с Акирой-сан ей всегда было тепло. Может быть потому, что Акира-сан действительно думала о ней, а может быть…
— Ладно. — говорит Акира-сан и складывает руки на груди: — атакуй. В полную силу. Выложись на все сто.
— Хай… что?! — не верит своим ушам Юки. Ее учили, что ее сила — слишком опасна, что она никогда не должна атаковать никого, если только этот кто-то не преступник и уж тем более — никогда не делать этого в полную силу. Слишком велика цена, которую придется заплатить за то, что она расслабилась, потеряла контроль. Как тот раз… она мотает головой, отгоняя воспоминания.
— Я не могу этого сделать, Акира-сан. — опускает голову она: — извините.
— Не можешь, или не хочешь? — уточняет Акира-сан и в ее голосе звучат издевательские нотки. Пусть — думает Юки, пусть, главное — не думать, не испытывать этих эмоций, не испытывать обиды, не испытывать злости, не испытывать ничего, иначе земля вокруг промерзнет и здесь станет совсем холодно.
— Что молчишь? — спрашивает Акира-сан: — я тебя спрашиваю!
— Я … не могу. — Юки опускает голову еще ниже. Она не может. Всю свою жизнь ее учили удерживать свою силу под контролем. Если проще — не выдавать ее. Дома она сидела в подвале, промерзшем помещении без окон, там она могла плакать и выть, терзая подушку, но подушки долго не выдерживали, трескались от жуткого холода. Одежда и одеяла тоже расползались на кусочки. Несмотря на то, что большую часть времени она просто лежала в куче тряпья, оставшегося от белья и постели — она любила это место. Потому что это было единственное место, где она могла испытывать эмоции. В темноте (лампы в холоде тоже долго не держались), в холоде, — но жить. Когда она научилась не испытывать эмоций, контролировать себя, не пускать чужие слова внутрь — ей разрешили ходить в школу. В школе было невероятно трудно не испытывать ничего, но она справилась, в основном благодаря сестричкам Сато, которые поддержали ее без слов, словно бы образовали вокруг ее такой пузырь, не подпуская никого, кто мог бы вывести ее из равновесия. И Литературный Клуб — единственное место, где она могла немного расслабится, но при этом не лежать в темном и холодном подвале на куче тряпья. Ее любимое место. И все это было у нее только потому, что она могла себя контролировать. Она не может отпустить этот контроль.