Сквозь туман, застилавший глаза, проступило лицо Чарльза. Я сморгнула и поняла, что плачу – впервые в жизни плачу от блаженства. Его пальцы снова обхватили грудь, потерли вызывающе торчащие соски, и я прерывисто вздохнула. Новая волна острых искр возбуждения хлынула от этого прикосновения, смывая усталость и негу. Снова разжигая во мне пламя.
Синие, пронзительные глаза горели огнем страсти, Чарльз уже не казался спокойным и рассудительным. Его словно наполняла первобытная ярость, такая жаркая и жгучая, что на мгновение мне стало страшно. Глубокий, жадный поцелуй смял мои губы. Снова подчинил себе, заставляя забыть обо всем. Пальцы погрузились в волосы на затылке, не давая отпрянуть. Будтоу меня еще оставались силы на сопротивление…
Влажные, еще не остывшие от его ласк складочки почувствовали прикосновение чего-то горячего, просто огромного, и я рефлекторно подалась ему навстречу. Но он проигнорировал это требование, продолжая терзать мои губы, выкручивать соски… Доводить меня до исступления, того же, в котором сгорал он сам.
– Чарльз, пожалуйста…
Полувсхлип, полустон сорвался с моих губ, разорвав тишину ночи. Я почувствовала, что он улыбнулся, но не прекратил своей сладкой пытки.
– Скажи мне это, Линда.
Я задрожала: стыд внутри боролся с возбуждением. Чего Чарльз добивается от меня? Признать свое поражение? Так я давно сдалась. Еще в ту минуту, когда впустила его в дом. Неужели ин не может позволить мне сохранить хотя бы крохи гордости?
Но его пальцы не знали пощады. Они скользнули на вздрагивающий от напряжения живот. Еще ниже… Ладонь накрыла мягкий бугорок между бедер, и я сдалась:
– Возьми меня… Я не выдержу больше!
Язык стал еще более жадным и требовательным. Рука, лежащая между ног, стиснула мягкую, податливую плоть…
– Чарльз…
Уже не слово – слабый стон, бессильный и отчаявшийся… И Чарльз, наконец, сжалился. Приподнял мои бедра, медленно и глубоко входя в меня. Слабо застонав, когда наши тела, наконец, слились. На пару ударов сердца он замер, прикрыв глаза, словно пытаясь взять себя под контроль, а потом почта полностью вышел и снова ворвался в меня, уже резко и напористо.
Я вскрикнула, шире раздвигая бедра. Его рука легла на мой живот, сминая его, надавливая. Губы обхватили сосок, набухший, болезненно-чувствительный после грубых ласк – и он напрягся еще больше, словно готовая лопнуть спелая вишня.
– Да-а-а… – я всхлипывала, уже не понимая, издаю ли эти звуки в действительности, или они разносятся только в моем сознании. Все вокруг стало болезненно ярким и четким, словно нарисованным каким-то безумным художником. Запах его кожи и парфюма буквально кружил голову. Частые, тревожные удары сердца казались просто оглушительными. И проникновения, пронзающие меня глубокие толчки в такт этим ударам.