А потом происходит ещё одна череда событий, которая в буквальном смысле приводит меня к чёрному гробу.
И вот стою я у могилки, монашки бегают, как сумасшедшие, что-то причитают, кидают на меня полные боли взгляды, будто бы я один такой подросток, который потерял всех. Родителей, бабушку, которая скончалась от рака лёгких, да и дедушку следом: его сгубила болезнь под названием депрессия. Так сказать, чума двадцать первого века.
Продолжим! Кир, который стоит рядом, пытается не расклеиться окончательно и с силой кусает алую губу. Кровь стекает по его подбородку, капает на чёрный плащ. Он неловко оборачивается ко мне и, стирая остатки алой полосы, грустно улыбается и что-то говорит.
Не помню, что меня довело до грани: тонкая струйка крови на его лице или эта улыбка, но я взвыла, как посаженная на осиновый кол ведьма. В тот момент я отключилась. То есть, я и до этого момента была в отключке, но теперь мною завладело такое горе, что мне показалось – еще немного, и сердце не выдержит.
Кир снова раскудахтался и принялся меня утешать.
Потом он забегал, предлагая финансовую помощь. Да к черту помощь! Я осталась одна, у меня нету никого, никого, никого…
Выводы из этой истории весьма печальны: не сойти с ума просто невозможно.
Особенно в такой ситуации.
Да хотя ладно вам, бывает и похуже, но, когда я захожу в комнату тётушки, вдыхаю аромат старых пожелтевших книг, мне кажется, что хуже просто быть не может.
Я ложусь на смятую кровать, провожу рукой по лиловому покрывалу. А оно ведь так и лежало, когда тётушка последний раз укрывалась им.
Потом я подхожу к полкам с многочисленными книгами, некоторым из которых лет по сто. Не шучу – все это фамильные ценности, которые при жизни тетушки были для меня обычным пылесборником, а теперь они – как свежий глоток воздуха. Сажусь на пол, доставая каждую, тщательно перелистываю в надежде найти хоть какое письмо или зацепочку, хотя понимаю, что все, что хотела тетушка – оформить на меня документы на дом и прочую дребедень, ведь она знала, что уйдет очень скоро, – и все. Страницы приятно шелестят, и я проваливаюсь в огромную Ностальгию с большой буквы, вспоминая наши моменты.
Мои родители умерли восемь лет назад. Все эти восемь лет мы с тётушкой добивались режима «самые-что-ни-на-есть-лучшие-супер-пуперские-подруги», и, спустя столько упорного труда, наконец его достигли.
Тётушка всегда была такой живенькой, не упускала момента подтрунить надо мной, когда я на что-то жалуюсь. «Нога болит? – а давай её отрежем!», «прищемила палец? – ой, сейчас сепсис пойдёт, смотри скорее!», «птица уклюнула? – кажется, в твоем организме скоро заведутся личинки!».