В то утро, когда он очнулся от морока на пустынном пляже рядом с женщиной, имени которой даже не удосужился узнать, первой мыслью бесстрашного воина, была мысль о позорном бегстве. Наверное, если бы Кира в тот момент ни открыла глаза, у Семёна хватило бы благоразумия удрать, и всю оставшуюся жизнь он бы корил себя за упущенное счастье. Чего уж греха таить, за это счастье бессмертному пришлось заплатить очень дорогую цену, но ему даже в голову не пришло хоть раз пожалеть о прошлом. Нет, он не соврал Тесару насчёт других смыслов существования, помимо служения Ордену, таким смыслом для самого Семёна стала его семья и та женщина, ради которой он предал своих товарищей.
Смириться с предательством ему было совсем непросто, братство Ордена слишком долго было для Семёна единственной семьёй, и он частенько скучал по тому чувству беззаветной преданности, которое объединяло бессмертных, даже порой сожалел, что его так и не убили. Наверное, ему было бы проще тупо забыть о прошлом, и невозможность избавиться от ностальгии частенько погружала бессмертного в чёрную меланхолию. Нет, мысли о самоубийстве Семёна не посещали, бессмертным чуть ли не с колыбели внушали презрение к самоубийцам, к тому же у его существования теперь имелась иная цель – защитить Киру от Ордена. Тот факт, что она даже не подозревала о наличие таинственного защитника, ничего для Семёна не менял, ему вовсе не требовалась какая-то дополнительная мотивация, помимо безопасности любимой женщины.
Разумеется, он не был схимником, отрешившимся от мирской суеты, случалось, что Семён сетовал на свою судьбу, которая лишила его возможности быть рядом с Кирой, но то было лишь в минуты слабости и опять же ни на что не влияло. Если бы ни этот ментальный поводок, который держал бессмертного в узде понадёжней стального троса, Семён ни за что бы не потерпел рядом с Кирой другого мужчину. Устранение соперника даже не представлялось ему каким-то серьёзным преступлением, ведь, по сути, бессмертный был воспитан убийцей. Грань между убийством по приказу Ордена и убийством ради собственных корыстных целей была настолько тонкой, что Семён без сомнения прошёл бы через эту почти невидимую преграду, даже не заметив.
Эх, знал бы отчаянный охотник, на какой тоненько ниточке подвешена его жизнь, может быть, и поостерегся бы вламываться в убежище бессмертного. По сути, Семёна останавливала от расправы над соперником только экзистенциальная, на уровне рефлексов необходимость видеть Киру счастливой. Но разве жизнь молодой женщины может быть полноценной без мужчины? Ответ был очевиден, а потому Семёну пришлось смириться с присутствием в этой жизни Риса, коли уж он сам никак не мог быть этим мужчиной. Впрочем, бессмертному даже не приходило в голову ревновать любимую женщину к какому-то безбашенному молокососу, он вообще воспринимал Риса не как личность, а как функцию, эдакий неодушевлённый предмет, полезный в хозяйстве.