Комната была слишком большая, чтобы в темноте можно было разглядеть все детали обстановки, условно освещёнными оставались только участки пола рядом с окнами. Я немного замешкался, не решаясь приступить к поискам прятавшегося здесь человека. Во-первых, никак нельзя было дать ему сбежать, а, во-вторых, он был вооружён как минимум ножом. Огнестрельного оружия у него быть не могло, свой револьвер он бросил, когда в нём закончились пули. Пока я раздумывал над сложившейся ситуацией, луна внезапно вынырнула из-за тучи, превращая черноту ночи в серебристый мерцающий полумрак.
У дальней стены раздался тихий шорох, и в лунном свете что-то ярко блеснуло буквально в трёх метрах перед моим лицом. Инстинктивно я отпрянул в сторону, и тяжёлый метательный нож загремел по плиткам пола за моей спиной. Что ж, цель сама себя обнаружила, и теперь не имело смысла медлить. И всё же я не бросился на моего врага, а просто пошёл в его сторону, не спеша, даже специально оттягивая момент расплаты. Нет, мне вовсе не хотелось понаслаждаться его страхом и отчаяньем, напротив, предстоящее мне дело вызывало в моей душе отвращение. Но я должен был это сделать.
В углублении ниши стоял немолодой, но ещё крепкий мужчина, одетый богато, даже с претензией на роскошь. Массивная золотая цепь на его шее матово блестела в лунном свете. Меня немного удивило, отчего он не пытается бежать или хотя бы защищаться, но, подойдя ближе, я понял причину его пассивности. Левой рукой мужчина зажимал рану в низу живота, видимо, во время нашей недавней перестрелки одна из моих пуль всё-таки его достала. Когда я подошёл вплотную, он выпрямился и открыто посмотрел мне в глаза. В его взгляде не было страха, зато от сочившейся из его глаз, словно яд, ненависти меня даже немного замутило. Впрочем, на мою решимость это никак не повлияло, я достал из-за пояса нож и хладнокровно всадил его в грудь врага. Отчётливо помню, что ни радости, ни злорадства я при этом не испытывал, было только ощущение выполненной грязной работы.
Проснулся я в холодном поту. Нет, мне и раньше иногда снились кошмары, но такого, чтобы я во сне кого-то хладнокровно зарезал, пожалуй, ещё не было. Я долго лежал, уставившись в темноту, и пытался понять, что это было. Что за странные намёки моего подсознания? Не думаю, что в реальности смогу кого-то убить. Даже когда недавно на меня попёрли трое мужиков с ножами, у меня и в мыслях не было причинять им травмы, несовместимые с жизнью. Тогда к чему этот кошмар?
Рядом сладко посапывала Ника, и от её размеренного дыхания я тоже начал успокаиваться. Нет, сон не сделался менее ярким, и забываться, как это обычно делают сны, он тоже не собирался, но я уже обрёл способность рассуждать более или менее беспристрастно. И первое, что пришло мне в голову, это, естественно, проконсультироваться с Макаром, поскольку учитель уже давно превратился для меня в источник ответов на все волнующие вопросы. Впрочем, это я ещё преуменьшаю, моё доверие к нему стало просто иррациональным. Я верил моему странному гуру примерно так же, как младенец верит своей матери, то есть беспрекословно. А ведь Макар какие-то вещи специально от меня скрывает, тут двух мнений быть не может. Странно это и необъяснимо с позиции логики.