Мы шли по Хрещатику в сторону Майдана Незалежностi, как какой-то нищий преградил нам путь. Он сказал:
– Вы думаете, что знаете куда идёте; но вы ошибаетесь! Там, – он указал в сторону площади, – вас ждёт только горе. Такое, каким оно постигло меня, всю страну; и такое, какое ждёт и вас!
И убежал.
Вокруг, как всегда: бродили толпы людей; и остановивший нас бродяга неопределённого пола быстро скрылся среди них, направляясь, наверное, в сторону какой-нибудь станции метро.
Киев, в который мы прибыли утренним поездом, встречал нас весело.
Уже и не вспомню в который раз я снова здесь; и в который раз я снова вижу этих чудаков, всегда умевших поднять мне настроение.
В Киеве, как и в любом большом городе, единственное, что меня привлекало – это его ритм жизни. Во всех этих пейзажах, застывших в постоянном движении – я каждый раз прочитывал гимн вечной жизни, состоящей из множества коротких – таких же бессмысленных, сколько прекрасных. В таких городах легко проходит время; хоть и сам Киев, почти во всём, меня только разочаровывал. Но это не важно. Вопрос: почему?
Потому что мы вместе; но, кажется, я немного заговорился. Совсем забыл, что рядом со мной находится милое и ранимое создание – куда моложе и ранимее меня. Её совсем не интересуют метафизические достопримечательности Киева, о которых я распинался перед ней битых полчаса – впустую потраченное время.
Когда я так много говорю и не встречаю сопротивления – мне постоянно приходится напоминать, что в мире существуют и другие люди кроме меня. Но, впрочем, на этом свете много чего существует – и всё ни про что.
– Хочу спать, – сказала она, но вряд ли обращаясь ко мне.
Она перевернула сувенирный шар с ёлочкой и искусственным снегом, который всегда носила с собой в рюкзаке. Затем, моя спутница долго смотрела, как маленькие звёзды так медленно падают вниз. Она там устала, что не осталось у неё сил даже на то, чтобы закрыть глаза и просто упасть головой на стол кофейни, куда я привёл её и где я надеялся слиться с толпой зевак.
– Как ты? – спросил я.
– Неплохо, но бывало и лучше.
– Это всё из-за того, что я всю ночь рассказывал тебе свою историю?
– Да нет. Просто мне нужно немного прийти в себя.
– Тебе бы выспаться. Извини, я совсем забыл, что люди придумали ночь для сна; это всё моя вина.
Она только вздохнула.
– Да – ты права; я – тот ещё мерзавец. Я ещё более вредный, чем яд на завтрак. И мне многие об этом говорят; но я слушаю только тех, кто как ты – мне ничего не говорит, зато так громко думает.
– А ты сам: вообще, хоть иногда спишь?