40. Ник
Я не отводил от нее глаз, позволяя делать с моим телом все, что она пожелает. Эта фраза является мечтой любого мужчины, и я бы никогда не подумал, что буду использовать ее, дабы позволить рисовать на моей коже, но наблюдать за Ноа было бесценно. Она настолько сосредоточилась на своем занятии, что даже не осознавала, насколько невероятно красивой была в эти минуты.
Щеки девушки окрасились легким румянцем, а глаза немного покраснели от недавно пролитых слез. Я не должен быть таким ублюдком, но мне нравилось смотреть на ее припухшие губы: они становились безумно соблазнительными именно после того, как она плакала… хотелось поцеловать ее, пока еще оставалось время. Она рисовала, а я впитывал каждый ее жест и пользовался моментом, чтобы осторожно погладить ее ноги и бедра, а она продолжала погружаться в процесс.
Когда моя рука слишком сбилась с пути, пробираясь в запретные места, Ноа встретилась со мной взглядом и тем самым сдержала меня от дальнейших действий.
– Остановись, – приказала она с лукавой улыбкой, а затем посмотрела на мое запястье: я позволил ей нарисовать очередной узор, украшающий мою кожу.
– Я закончила, – объявила она, закрывая фломастер колпачком и чмокнув меня в губы.
То, что я так долго лежал, подчиняясь наполовину обнаженной Ноа, которая оседлала меня, было сущей пыткой!
Держа ее за талию, я повалил Ноа и спустя мгновение оказался сверху.
– И что теперь делать? – спросил я, опершись на руки, чтобы не раздавить Ноа.
Она прищурилась и нежно погладила мои волосы.
– Выйти на улицу и показать миру мой шедевр, – ответила она с веселым блеском во взгляде.
Я прижался к ее бедрам, чувствуя ее хрупкость. Она была такой маленькой, но невероятно совершенной… Сердце пропустило удар, когда я понял, что эти моменты будут происходить не так часто, как мне бы хотелось. Неужели я отпущу ее, и Рыжая будет жить в кампусе в окружении придурков, которые начнут драться за ее внимание? Внезапно ни моих поцелуев, ни ее слов оказалось недостаточно, чтобы я почувствовал, что никто не сможет отнять ее у меня.
Потерять ее… мне делалось больно от одной мысли об этом, меня пугало душераздирающее чувство, из-за которого сжималась грудь и становилось трудно – почти невозможно – дышать. С тех пор как мама ушла, такое волнение больше не появлялось, я закрылся от других, запретил себе чувствовать что-либо… но теперь я полностью уязвим и беззащитен перед этой удивительной девушкой, которая разбивала мое сердце.