Большинство посетителей направляются в главный читальный зал – светлый, с большими окнами и высокими потолками – или в отдел рукописей и архивов. Я же отделяюсь от толпы, резко сворачиваю влево и оказываюсь в своем любимом зале.
Понятия не имею, кто такие Мириам и Айра Д. Уоллах, но вы не представляете, сколько раз они помогали мне сохранить здравый смысл. Зал Уоллахов – библиотечный архив фотографий. И мое самое любимое место на свете. Вам нужен редкий дагеротип тысяча восемьсот пятидесятого года? Или вы ищете что-то из коллекции Энни Лейбовиц? А может, хотите ознакомиться с историей всего, что когда-либо появлялось на пленке? Тогда вам в зал Уоллахов.
Честно говоря, фотографии меня не интересуют. Раньше я их разглядывала. Много раз. Когда училась в колледже, я приходила каждую неделю именно за этим. Если твой основной предмет – фотография, здесь можно найти ответы на многие вопросы. Но теперь я прихожу сюда за другим: чтобы вспомнить, как дышать.
Посидеть в настоящем деревянном кресле с прямой спинкой, за монументальным столом, где ты четко осознаешь свое место в этом мире. Положить кончики пальцев на отполированную поверхность, не заваленную горами бумаг, журналов, новых и старых книг всех жанров. Понаблюдать за библиотекарем, который встает из-за стойки в другом конце комнаты, чтобы вернуть на место недостающие элементы. Сортирует. Раскладывает. Наводит порядок.
Здесь находится организационный центр вселенной. Нью-Йоркская публичная библиотека – вторая по величине в стране и третья в мире. В ней собрано более пятидесяти трех миллионов экземпляров книг и работает около трех тысяч человек. Здесь всегда царит идеальный порядок. Стоит мне сесть в пронумерованное кресло в своей любимой комнате, и через несколько минут, даже секунд, на меня снизойдет умиротворение. Это место действует, как одеяло. Знаете, такое мягкое, тяжелое, которое успокаивает и помогает уснуть. Если, конечно, ты не страдаешь клаустрофобией.
Вам кажется странным, что человек, который работает в книжном магазине, ищет успокоения в библиотеке? Что я могу сказать? Может, и так. Знаю одно: мне это реально помогает.
Сегодня вечером почти все полированные столы в зале Уоллахов свободны, лишь у самой двери сидит женщина в красиво задрапированном на плечах шарфе, заколотом брошью. Перед ней лежат три фолианта, и она полностью погружена в работу – не отрывается от своего занятия, когда я влетаю в комнату.
Библиотекарь поднимает голову и хмурится. Хорас носил стрижку ежиком и черные очки в роговой оправе, сколько я его знаю – то есть задолго до того, как они вернулись в моду. Когда Хорас узнает меня, морщинка у него на лбу разглаживается. Правда, он делает успокаивающий жест рукой, призывая сбавить обороты, но я и сама уже замедляю ход, изображаю подобие улыбки и пробираюсь к дальнему краю третьего, своего любимого, стола.