Ольга уходит с девичника раздраженная:
– Никогда не выйду замуж, – зло говорит она заплаканной Ленке Митяевой. – Жить с одним и тем же человеком под одной крышей изо дня в день, терпеть все его выходки. Нет! Никогда! – она встряхнула своей курчавой шевелюрой, отгоняя мрачные мысли подальше.
– Оля, – девушек догоняет тётя Дуня, мать Лешки и Андрея Адрианчуков. – Ты зайди ко мне завтра в обед, есть о чем ворковать.
– Хорошо.
На следующий день Ольга заходит в большой, просторный дом Адрианчук.
Она думает, что тетя Дуня попросит быть на подручных у кухарок, которые взялись готовить кушанья на свадьбу. Но речь видно будет идти совсем о другом. Она быстро уводит Ольгу в дальние комнаты дома, где еще до сих пор не вынуты вторые рамы и где пока никто не живет.
– Садись, голуба моя, – это быстрая маленькая и очень упитанная женщина быстро ставит Ольге стул, прихваченный между прочим на кухне.
Ольга послушно садиться. Тетя Дуня с раскрасневшимся от печного жара лицом шустро подбирает юбки, смахивает пыль на сундуке и садиться.
– Ну что Корсунова пишет? – усмехаясь, спросила она.
Ольга выпрямилась и прямо посмотрела на Адрианчук.
– По-моему она давно не Корсунова, – холодно и четко отвечает она. – И вам пора бы уж это усвоить, невелика задача.
– Да ты не злись, голуба, – говорит тетя Дуня, и по её голосу нельзя было определить злиться она или с перемирием затеяла этот разговор.
– Значит, все-таки поженились? – она выжидающе смотрит на Ольгу.
– Да вы что, теть Дунь, издеваетесь что ли?! – Ольга резко встает с табурета, но вдруг одна мысль поразила её, и она медленно садится обратно. – Так вы совсем ничего не знаете о них?
По лицу тети Дуни вдруг побежали слезы, она всхлипнула. Ольга растерянно подходит к ней и садится рядом на сундук.
– Он не пишет нам совсем, как тогда ночью ушел…. И ведь ни весточки не прислал. Я знаю, он у меня железный: раз сказал – значит сделал! Он видно нас совсем из жизни своей вычеркнул. Мы ведь ему плохого советовали, вот и потеряли все свое родительское уважение. А мы ведь не каменные. Он хоть, – она махнула головой на другую половину дома, – Степан-то хоть и хмурится, молчит, а по глазам видно, что соскучился по сыну, что душа у него не на месте, что прощает ему его ослушание. А я-то давно все Андрюшеньке простила, – она вытирает кончиком платка слёзы.
– Так вы бы пришли ко мне. Ведь знаете, что они мне пишут.
– Степан не велит, я и молчу. А ты тоже хороша – ничего-то от тебя не добьёшься.
– Отлично! Я ещё и виновата. Она боялась мужа ослушаться! Молодец! Аж зла не хватает! А если бы он убил Андрея как тот Мотео Фальконе?!