Я хмыкнула. Как не укладывался нынешней староста с пивным животиком на этакого красавца.
Квитка продолжала:
– Самилина тогда еще смеясь, говорила, что уведёт красавца, если я его в себя не влюблю. Ох, если бы она знала, как была права… Кристофер в первый раз приехал со своими друзьями на праздник Урожая. Всю ночь мы веселились, танцевали, пели песни, прыгали через костер. Сердце сжималось каждый раз, когда он смотрел на меня и улыбался. А ведь мы с Мили тогда были первыми красавицами, парни за нами табунами бегали. Люська в меня пошла и внешне, и характером упертым.
Квитка посмотрела в окно и замолчала, вспоминая юношеские годы. Я не стала ее трогать, зная, что в данный момент лучше промолчать. Женщина улыбнулась поправила волосы и начала рассказывать дальше:
– Утром Крис уехал. А через неделю вернулся уже со своим отцом и отправились прямиком в дом старосты. Самилина прибежала рассказать мне радостную весть, что он к старосте пошел моей руки просить. Я была счастлива как никогда. Мы с нетерпением ждали, когда же сваты придут к моему отцу. Но… Сваты пошли не к нам. Оказалось, староста просил для своего сына руку моей лучшей подруги – Самилине. В тот миг я почувствовала, как земля ушла из-под ног. Я чувствовала, что меня предали и не поверила Миле, когда она говорила, что ничего об этом не знала. Мне не хотелось никого видеть, не хотелось есть, пить, спать. В голове крутилась мысль, что лучше смерть чем видеть их вместе.
Мне стало жаль эту женщину. Ей действительно было больно. А вдвое больше боли ей приносила мысли, что ее собственный ребенок, ее единственная дочь вскоре может повторить ее горькую судьбу.
– На кануне их свадьбы, поздним вечером, ко мне домой пришла Мили со слезами на глазах. Она сказала, что не хочет выходить замуж, и вообще она не любит Кристофера. Тогда мы придумали план. Утром я пришла в дом невесты, чтобы попросить у нее прощение и пожелать счастья. Наши родители были рады, что мы помирились и оставили нас наедине, чтобы мы могли спокойно поговорить и попрощаться, ведь будущий муж увезет ее с собой в свою деревню. Как только дверь за матерью Мили закрылась, мы в тот час обменялись с ней платьями. Я одела свадебную фату, прикрыв ею лицо, а подруга прикрываясь платочком якобы вытирая слезы покинула дом, сказав, что не в силах смотреть на украденное счастье. Я же говорила, что мы с ней были очень похожи и когда она вышла никто, даже ее мать, не заметил подмены, а мое лицо скрывала фата. Снимать ее до самого храма невесте не полагалось поэтому мы спокойно добрались до алтаря, нас поженили. Когда Кристофер снял фату и увидел обман, сделать уже ничего не мог, потому как клятва богам была уже принесена и изменить ее нельзя. Ох, как же ругались родители.