Он быстро скинул обувь, и вошел в ванную, а я спрыгнула с комода, и накинула халат.
Я ведь как раз подумала о том, что придется изображать, стонать, кричать как в порно. С Мишей я никогда не заморачивалась — он знал, что я бесчувственная, и делал только то, что нравилось ему. Мне же было все равно, даже поцелуи не вызывали ничего кроме легкого недовольства, а иногда и брезгливости.
Но целоваться с Маратом мне понравилось. А это уже очень много для меня.
— Ты обещала мне кофе, — мужчина вышел из ванной. — Может, накормишь?
— Я могу заказать доставку. У меня только борщ, — под его взглядом я плотнее закуталась в халат.
— Давай борщ, мяса побольше только. И хлеб, — скомандовал, и направился на кухню впереди меня.
Марат сел за стол, а я отвернулась к мойке, и начала споласкивать руки. Он сейчас будет есть борщ? А если я его пересолила? Если он невкусный? Ну вот что Марату стоило сразу уйти, и не смущать меня?!
Достала тарелку, налила ему порцию борща, а рядом поставила блюдо с мясом и хлебницу.
— Себе тоже налей, — бросил он.
— Я не голодна.
— Налей, — повторил Марат.
Снова отвернулась к шкафу, потянулась за тарелкой. Тело горит. Я точно знаю, что Марат смотрит на меня, всей кожей это чувствую. Налила себе немного борща, ойкнула, достала из холодильника сметану, и села напротив Марата.
— Уйду через пару часов. Поужинаем, и продолжим. В спальне, как ты и хотела, Алика. А теперь ешь, — он кивнул на мою тарелку, и приступил к еде.
Глава 7
МАРАТ
— Вкусно? — встревоженно спросила Алика.
Сама сидит, в тарелке борщ перемешивает, и даже не думает есть.
— Вкусно, — ответил честно.
— Думала, тебе такое не понравится.
— Почему ты так думала?
— Ну, — она замялась, смутилась, — ты же богат.
— И?
— Богатые не едят борщ.
— Кто тебе такое сказал?
Алика опустила глаза.
Забавно наблюдать за сменой выражений на ее живом лице.
Я привык иметь дело с женщинами иного склада — со сдержанными, знающими себе цену, и строго следящими за собой. Включая мимику. Лица холеные, холодные, и зачастую не понять — любят тебя, ненавидят, хотят, планируют убить, или же размышляют о новой сумочке.
Алика же не скрывает ничего. Попросту не умеет, даже не задумывается об этом. Испуг, паника, обида, злость — даже тени этих эмоций отражаются на ее лице, в глазах светятся.
— Девочка, я люблю простую еду. Чаще всего — грузинскую. Попробовал я всё, когда деньги появились, но предпочитаю не извращаться, а есть. И сплю я не на антикварной кровати из Версальского дворца, а на вполне себе обычной. Унитаз у меня тоже не золотой, кстати.
— Про унитаз за столом не говорят, — нахмурилась она. — И я не девочка, а Алика! Хватит меня так называть!