Юнца. И семейство так решило: «От того он врёт не складно, что
Лучом главу вскружило.» Но стонать вдруг гномы
Стали, когда б муки их терзали.
Крета
–Прекратили все шуметь! Мы болеем, не греметь!
Гай
–А нужна ли к детям строгость,
Дабы слушались они? Ты же видишь, что
Суровость их не делает овечкой. Любовь не видя от
Родни, ожесточилось уж сердечко. Но всё ж науку не забудет
Дитя в стремлении учиться. Вот только зло в нём мать осудит, когда оно
К ней возвратится. И на кого ж тебе пенять? Коль ты пример сынкам своим. Чему же им-то подрожать? Как не поступкам твоим злым. А отомстят
Они жестоко! Поселят голод в твоем брюхе! И будет очень
Одиноко этой немощной старухе!
Крета
–Того не будет никогда! Велю молчать тебе, щенок!
Гай
–Пройдут немалые года, но возвратят тебе должок!
Но Крету речь его задела, из них
Никто ж не возражал. Как-будто Гай в умах читал,
Коль взгляд потупили не смело. И злыдня в ярости поднялась,
Завопела, взяв и плеть: «Так вот, что в жизни мне
Досталось, на груди змею пригреть!»
Гай за ручку дернул Талу, запрещая
Детке видеть, как достанется их жалу. Ну а мести смог
Добиться оттого, что видел лица, когда б смела мать обидеть человеческое Чадо. Сколько ж было в них злорадства! Ну а как пришла«награда»,
То прикрылось братом братство, подставляя под удар спины
Младшеньких братишек. Но предвидя сей кошмар,
Гай увёл собрать дровишек.
Одно не сносно было принцу, напал-то он
«Из-за угла». За эту месть, хоть и крупицу, колола
Совести игла. Не по душе были интриги особе этой благородной.
«В кармане спрятанные фиги», в кругу общения не модной «отвагой»
Были под водой. И он подумал, собирая: «Всего лишь это
Тайный бой, и неизбежен он для Гая.»
VIII
Рано утром, как всегда,
Гномы взрослые поднялись. Знать манили
Их места, где дары уже заждались. Но страдая от побоев,
Свой каждодневный ритуал злоречья низменных помоев лить никто
Из них не стал. Но царившая в них боль, всё ж сыграла свою роль, ввергнув Бдительность в сонливость. Но их рассеянность дельфину стала просто
Фарта милость. Так булыжник отвалив, гном открыл врагу
Святыню, на тайну свет свою пролив.
Из закутка больной Гарал достал
Две шапки невидимки. Затем и ключ жене подал.
Гай видел всё, даже пылинки, в скале тем более карман. Вот
Так в кромешной темноте шаг каждый гномов в суете морской заметил
Атаман. Как дверь открылась от ключа. И как затворена опять.
И слышно было, как ворча, говорила что-то мать.
И он, поднявшись из постели,
Сдвинул камень еле-еле. Дабы сонь не беспокоил
Им творимый в гроте шум. Но тут же бдительность утроил,
Достав из ниши пузырёк. И замер Гай во власти дум когда б, как яркий Уголёк, зловеще зелье замерцало. Но быстро мизерный флакон назад