На минуту Егор примолк, давая мне осознать недосказанность его мысли, а потом добавил
– Это не первый случай, три части вокруг нас и у каждой что-то, да приключилось. Только огласки это не получало, без жертв обходилось. А тут три происшествия подряд, по нарастающей прямо. Погибли люди, а это уже становится серьёзно.
– Куда уж серьёзнее, – поддакнул я, а сам подумал, что добавление ко всем неприятностям службы ещё остроты реальной смерти явно не поспособствует повышению боевого духа. Какая-то зацепка в памяти подала сигнал, что для меня всё это не пустой звук.
– Стало быть вокруг нас, а мы в центре… С природным характером, значит, ты не согласен. Скажи, Егор, ведь это связано с твоей работой? – мысль окрепла и похоже стала правильной догадкой.
– С чего ты взял?
– Сам посуди, какой интерес может вызывать припрятанное нашими прапорщиками барахлишко, или бражка, затворённая автобатом? Ну не боевой же листок нашего караула они хотят почитать. Так что по всему, если и есть что-то достойное внимания, так это творческая научная работа, которую вы кропите во глубине сибирских руд.
– Эй наука, хватит лясы точить, – в распахнувшуюся с мороза дверь заглянул один из офицеров объекта, – транспорт подан, занимайте места согласно купленным билетам.
Военный хохотнул и скрылся за захлопнувшейся дверью.
– Все, бывай, – Егор быстро встал, – Ты уж не обессудь, посуду на тебя оставляю, – он кивнул на кружку с остывающим чаем.
– Главное усвой, вояка, добрым словом ты добьёшься больше, чем своим автоматом, даже если он и лучший в мире.
– Конечно не автоматом, – кричу ему вслед, – он слишком неудобен чтобы ходить с ним постоянно, а вот если пистолетом, вот добрым словом и пистолетом?
Егор, махнув рукой и исчез за хлопнувшей вслед ему дверью. Несмотря на то, что наши беседы с Егором носили шутейный характер, в этот раз меня несколько удивил его пацифистский настрой, ведь армия – это не место где все государственные проблемы решают мирным способом. «Вот пусть у дипломатов голова и болит», – подумал я, устраиваясь поудобнее, чтобы покемарить вполглаза.
Вспомнил я эти слова чуть позже, во время одного из караулов. Может быть потому что разговор с Егором был совсем недавно, а может потому что перепугался я до смерти, а сознаваться себе в этом ну никак не хотелось, а те, произнесённые им в тот вечер слова хоть как-то служили мне оправданием.
В общем, действительно, зачитали нам приказ, предостерегающий от вооружённых конфликтов с непонятными явлениями природы, призывающие при этом сохранять олимпийское спокойствие и твёрдость духа, проявлять высокие морально-боевые качества, дисциплину и прочую лабуду. А что при этом должен делать боец? А должен он грамотно, используя отличную боевую выучку, рельеф местности, находчивость и смекалку организовать наблюдение и своевременно докладывать командованию о происшествии и дальнейшем развитии событий. Представить все эти действия заиндевевшие мозги под шапкой-ушанкой наотрез отказывались, а вызов твёрдого духа, да ещё в морально-боевом облике, вызывал ассоциацию скорее спиритического сеанса, а не служебного рвения. Так, что одна половина так и не поняла, о чём идёт речь, а вторая, в самых лучших армейских традициях, восприняла с все с полным пофигизмом.