Мужчина повернулся к своей пассии лицом к лицу и заглянул в её серебряные глаза. Там он увидел всё, что сейчас было в душе своей возлюбленной. Там он увидел бушевавший шторм. Он знал, ощущал нутром, что Эмилия его любит, и сам к ней испытывал чувства, которые не мог описать одними только словами. Но по призванию свой профессии он увидел в душе Флоренсы некую трещину. Словно в её очах пробежал гниющий и дурно пахнущий свет предательской фальши… Но чувства, любовь взяли верх над инквизиторскими ощущениями Карамазова, и он списал это на свою обострившуюся паранойю.
– Эмилия, – вдохновенно, со светом в глазах начал Карамазов, – нет таких слов, чтобы описать, какие чувства я испытываю к тебе. Язык человека скуден, и я не могу им сказать, как сильно тебя люблю. Ни на одном из языков мира нельзя выразить мои чувства о тебе, ибо ни на латыни, ни на французском. И просто это сказать – это всё равно, что промолчать. Ты самое дорогое, что у меня есть. Ты тот свет, который осветил мою жизнь, и я буду делать всё, чтобы ты была счастлива. И пусть нам позавидуют небеса.
При каждом этом слове мужчину буквально трясло. Он множество раз произносил героические речи перед юнцами-инквизиторами, но любовные слова ему не каждый день выпадало счастье. Андрагаст взял девушку своими суховатыми руками за шею, аккуратно подведя пальцы к щекам, и поцеловал Эмилию. В груди Карамазова бушевал приятный и тёплый огонь чувств и те слова, что он сказал, были выше, чем могли себе представить многие поэты.
Глава четырнадцатая. Вести дальнего авгура
Спустя три дня. Остров Анафи. Полдень.
Солнца не было видно совсем. Облачная пелена, раскинувшаяся на многие километры, толстым покрывалом укрыла небесную твердь, преградив путь игривым солнечным лучам, окутав землю преддождевой теменью. Весь остров оказался под пеленой густых тяжёлых облаков, что медленно наливаются свинцом и всеми его оттенками, словно скоро грянет гром и начнётся жестокая буря. Что ж, пророк-небочтец, что некогда был на этом острове, так бы и сказал, только суть его слова была бы совсем иной. И кто знает, насколько он был бы прав?
Ветер в этот раз стал ещё сильнее, и его печальные аккорды превратились в строгую и ревущую песню, что только предвещает громовой шквал, который идёт на маленький островок.
Весь остров медленно, но верно, постепенно превращается в одну огромную крепость, способную сдержать напор ярости Архиканцлера. Остров буквально был изрыт извилистыми траншеями, окопами; застроен крепкими и исполинскими бункерами и усеян оборонительными батареями и зенитными орудиями на пару со средствами противоздушной обороны.