Можно было, наконец, купаться в его любви – Тиму Петтери тоже словно выпустил целую стаю снорхов на свободу.
Ощущать себя до дрожи желанной, до крайности нужной, важной, необходимой.
– Ты – мой мир, Ули, – повторял он в самые жаркие мгновения близости. – Мой мир. Моё сердце. Моя душа навеки принадлежит тебе и я весь твой… Ули…
И сердце привычно ёкало, и голова становилась лёгкой, как воздушный шарик, и тело наливалось безумной негой желания, а за спиной будто распахивались крылья…
И вот теперь Тим если не пропадал в Хаусе, то тренировался на бесконечных практикумах, оттачивая своё умение варьировать между Слоями до совершенства, или же пропадал на всевозможных совещаниях и переговорах… И, конечно, как один из лучших некромантов Морте, Тим каждую ночь участвовал в Охоте – насколько я поняла из рассказов старшекурсников – практически то же самое, что мне тогда на кладбище на окраине Хотки пришлось наблюдать, только… ещё занимательнее.
Что же касается моего участия в Охоте – учитывая моё «толькоштошнее» зачисление в адепты Морте, охотиться мне было запрещено наотрез и категорически.
Запрещено исполняющим обязанности ректора профессором Гринфилдом, запрещено моим непосредственным научным руководителем профессором Онни, запрещено всей высокопоставленной Комиссией, включая руову Камнетёс, которая специально прибыла порталом из Земель Хаоса, с раскопок гробницы Емелиансы ДрагоМудрой, чтобы поставить собственную магическую подпись на приказе, запрещающем мне всё и вся… Даже моя призрачная фрейлина руова Болтокрут отличилась, подговорив Дедушку тоже категорически запретить мне выходить на ночную охоту…
Сам Пых, к слову, с удовольствием сопровождал по ночам Тиму, за что я была очень благодарна высшей нечисти… Возвращался Дедушка только под утро, счастливый как зядрик под радугой, весь в ошмётках слизи и истлевшей плоти, источающей такой удушающий запах, что я аж из Грёз выныривала и гнала его в душ! После чего Пых закусывал парочкой пирожных из кондитерской Брабуун, запивал всё это дело чокко из палатки пикси, который я приберегала ему в термосе и заваливался дрыхнуть до следующей ночи. При этом заходился таким раскатистым храпом, что я, пользуясь тем, что весь блок в моём распоряжении, пока новую соседку не подселили, выгоняла его спать в соседнюю комнату. Моя призрачная фрейлина именовала Дедушку героем, крусей и шмупсиком и даже играла ему на призрачной арфе, пока он дрых. Понятия не имею, что такое круся и тем более шмупсик, но ночная игра на арфе под аккомпанемент богатырского храпа была ещё одним аргументом для отселения Дедушки на отдельную жилплощадь.