Чувствую, как кожу ног начинают царапать острые коготки и опускаю голову вниз. Вижу рыжую мордочку и просящий взгляд, и мои губы в ту же секунду расплываются в умилительной улыбке.
– Только не давай ей ничего со стола. Потом от тебя не отстанет, – папа кидает взгляд на нашу собаку, которой уже года четыре, два из которых я благополучно пропустила из-за своей учёбы в Швеции. – Не совсем домохозяйка. Просто решил их опробовать, – папа оценивающе рассматривает перчатки на своих руках, внезапно грустно улыбнувшись. – Они остались от твоей мамы. Не смог их выбросить, – он задерживает взгляд на перчатках, слегка сжав пальцы, а я опускаю глаза вниз, прикусив губу, и чувствую, что больше не голодна. – Ну, ладно, – немного бодрее говорит папа, кинув перчатки на широкий мраморный стол, и разворачивается ко мне. – Эй, почему тарелка всё ещё полная?
– Я что-то уже не хочу. Кусок в горло не лезет, – отодвигаю от себя посуду, придвинув её ближе к папе. – Ты хоть поешь, раз я такая непостоянная дама, – встречаюсь с ним взглядом и моментально утопаю в родительской заботе. Как же мне этого не хватало.
– Нет уж, солнце, я тебя не выпущу, пока ты всё не съешь, – папа облокачивается на кухонный гарнитур, скрестив руки на груди, и лукаво улыбается.
– Да, я бы тоже мог называть тебя «солнце», если бы ты была моей девушкой. Но ты сама же этого не хочешь, – вновь слышу голос Вильяма в своей голове, в тот же миг тряхнув ей, и нахмуриваюсь, упираясь кулаком в щёку.
Могу представить, что вид у меня больно недовольный, и папа моментально понимает, что что-то здесь нечисто, поэтому медленно подходит к столу, присаживаясь напротив.
– Родная, в чём дело?
– Да я просто… – замолкаю, приподняв голову, и нахожу глазами лицо отца.
А как я должна сказать ему о том, что я постоянно думаю о парне, отношения с которым у меня начались с незначительного секса, а закончились, кажется, тем, что я, как идиотка, в него бесповоротно влюбилась?
– И как его зовут? – папа улыбается, а я из-за волнения закусываю губу.
– Кого?
– Того самого, из-за которого ты отказываешься от моих фирменных блинчиков, – папа строит обиженную гримасу, и на моем лице возникает виноватая улыбка.
– Ладно… Вильям.
– Вильям… – папа скептически покачивает головой, отведя взгляд в сторону. – И что же сделал этот твой Вильям, что ты…
– Он не мой, – резко прерываю папу и в тот же момент осознаю, что мне, оказывается, стало грустно, когда я поняла этот факт.
– Ах, так вот, в чём дело, – папа мягко улыбается, сложив руки на столе, а я опускаю взгляд вниз. – А, может, ну его? – тут же поднимаю голову, встретившись глазами с папой. – Что ты так смотришь?