Обычная тренировка. Моросящий апрельский дождь расстреливает неглубокие лужи. Мы буксуем, но бегаем за мячом, состязаясь в двустороннем матче. Я постоянно снабжаю передачами Суворова. Тот бурлаком таранит мяч по центру поля, умело обходя соперников. Даже в хлюпкой жиже Суворов проявил ловкость и сумел обвести Хохла, усадив того на пятую точку. Под насмешки игроков он встал из лужи с обезумевшим от оскорбления видом. Глаза в бешенстве искали цель. Суворов продолжал сольный слалом и уже обошел Руфуса. Подобно разъяренному быку помчался за ним Кривоножко.В отчаянном прыжке с вытянутыми вперед ногами, он настиг юного метеора.Шипы впились в колено. Громкий хруст холодным звоном застыл в наших ушах. Андрей взвыл. Он катился по рыхлому полю, обхватив больную ногу. Запачканное грязью лицо исказилось в мучительных гримасах. Кривоножко не унимался и пнул мяч, который хлопком отскочил от спины Андрея.
Это было слишком. Я толкнул его. Он плюнул. Стерев с лица густую слюну,я вцепился в его футболку. Разъярённые псы наконец-то сорвались с цепи, готовые к схватке за лидерство. Отступать уже поздно. Проигравший, мог потерять авторитет в глазах команды, роль неформального лидера еще никогда не оспаривалась так рьяно. Плотная ткань замызганных футболок трещала от силы захватов. Мы рухнули на землю, перекатываясь из стороны в сторону, поочередно занимая позицию сверху. Его пальцы вцепились мне в шею.
Как же прав был Степан Андреевич, когда говорил, что игра срывает маски. Вот и сейчас, вместо холеного лица самоуверенной звезды надо мной нависла раскрасневшаяся бешенная физиономия полоумного заносчивого ублюдка. Я жадно глотал воздух, не оставляя попыток перевернуться. Вмешавшийся в конфликт Чичикин, как мог, успокаивал товарища, но тот не слышал его увещеваний. Вдалеке от ворот, хлюпая по жиже, как античный великан набегал разъярённый Субботин. Но лишь громкий тренерский свисток заставил Кривоножко оторвать лапы от моей шеи.
«Оба наказаны» – сказал Козлов, прогоняя нас с поля. Уставшие и злые, мы с трудом передвигали ноги. Непреклонный Майер был зол. Он поручил Козлу привести приговор в исполнение. Нас ожидало «schwerestrafe» – суровое наказание, разработанное немецким специалистом для поддержания дисциплины и сбивания спеси с нерадивых игроков.
Не зная пощады он сходу выставил высокий темп на электронных беговых дорожках. Сбавлять его или сходить с дистанции нельзя. Кто уступит, будет стирать одежду своими руками. Но не это пугало нас, а нежелание остаться вторым. Пусть я и стар по сравнению с Кривоножко, но уступать в чем-либо этому засранцу я точно не буду. Пока не сотрутся пятки, буду бежать, готовый заблевать на ходу все мигающие приборы. Так оно и вышло. Истекая потом, красные и полуживые, мы ни в чем не уступали друг другу, продолжая отбивать ногами в такт беговой ленте. В такие минуты сложно о чем-либо думать и лишь ярость, помноженная на ужаленную гордость, позволяют твердо стоять на ногах и продолжать забег. Хорошо, что завтрак был неплотным. Я сгорал изнутри, готовый упасть без сознания, лишь бы не сдаться в этот момент. Поразительно, но и Хохол проявлял упертость. Я не сомневался, что ему также тяжело как и мне и это придавало сил. Поначалу он подразнивал меня, рассказывая о своем превосходстве, но со временем умолк. Мы просто бежали, тупо уставив взгляд в одну точку.