Медовые дыни были нарезаны не менее искусно. Кусочки сняты с кожуры, но лежат на ней, так что оставалось лишь брать их и класть в рот.
Таких спелых и сочных персиков я не видел ни на одном рынке или столе.
Фрукты, виноград. С них мы и начали пир. Нас предупредили, чтобы мы берегли аппетит и больше заедали всё лепёшками, т. к. они считаются предохраняющими от желудочных заболеваний. Но нам предохраняться было поздно. С момента Бухарского плова и жаркого, которым мы отобедали сегодня в чайхане на Сае, мы все сидели слегка позеленевшие и держались одной рукой за животики.
В этом месте рукой Стэллы приписана фраза: – "Под словом – все – подразумевалась одна Ираида Владимировна…"
Подали шашлык – душистый. Сейчас бы хоть кусочек! А тогда каждый, несмотря на недомогание, уплёл по одному – два шампура. Пили почему-то мало.
Через два часа подали шурпу, которая по нашим понятиям была не супом, нет, а божественным напитком, горячим, вливающим в тебя свежие силы, ароматным, в меру острым. Да! И тут нас предупредили, что ровно в 12 ночи начнут готовить плов, что барашка уже освежевали. Глаза наши затосковали, потому что каждый понял, что этот плов очень нужен был бы – не здесь и не в это время.
Вечер немножко не получился, т. к. такой вечер должен был бы быть подготовлен не только в смысле еды и блюд. В таком вечере должно было быть все гармонично: и тосты – длинные, умиротворенные, как этот вечер и благодарные за эту чудесную ночь. А мы?!!!
Тоста два – три сказали, а потом скисли, осоловевшие от еды. Не била, хотя бы на показ, радость ключом, т. к. «бить» её было некому. Если бы дали волю, все, наверное, с удовольствием повалялись бы.
Гариф Нассибуллович виду особого не показал, но обиделся на нас на всех очень. Он так старался нас удивить, угостить, ублажить. А мы не удивлялись, тихо угощались и не ублажались.
Равиль сводил нас к самому водоразделу. Мы спустились по каменным ступенькам к ревущей воде, рассерженной, что её зачем-то приостановили, и теперь, стремящаяся на волю, она беснующейся лавиной убегала от плотины.
Зрелище потрясающее. За спиной – ночь, перед тобой вода – клокочущая, страшная…
Неделю назад соседский мальчик утонул в этой реке – катался на камере, её перевернуло и потащило по камням…
Смотришь на ревущую реку, сжимаешь рукой перила мостика у нижних ступенек… шаг и ты в воде и не поймешь, какие мысли роятся в твоей голове в этот момент.
То радостью и гордостью переполняешься – у ног страшная сила…, но она – у ног твоих… А кругом прекрасная ночь. И ты – капитан и стоишь на носу корабля, мчавшегося над пучиной… И вдруг, радость сменяется ужасом, т. к. стоит покачнуться, упасть, и эта же сила от тебя не оставит ничего… Так вот эти два чувства были неразделимы и не понятны до конца: чувства восторга и ужаса, восторженного ужаса или ужасающего восторга – всё равно.