– Миссис Маршал… Вам нужна помощь? Послать за людьми в Пембрук? – Роберта он словно и не замечал. – Сильно ушиблись?
– Все хорошо…
– Может глоток шерри? – он потянулся к фляге, которая была всегда с собой.
– Брось, Хантер. Я позабочусь о кузине! – Роберт вдруг почувствовал себя лишним и его обожгло незнакомое прежде чувство, что-то вроде ревности.
– Да, я вижу… – процедил полковник сквозь зубы, протягивая Венеции руку. Она оперлась на крепкую мужскую ладонь и поднялась на ноги.
Падение никак не повредило ей, но на лице Хантера было написано куда больше, чем допускало обычное участие друга.
– Вы можете идти? Сесть в седло?
– Да, конечно, но я не вижу причин прекращать прогулку…
– Зато я вижу. Кое-кому стоит побыть в одиночестве. Я провожу вас до имения, миссис Маршал, надо убедиться, что с вами все в порядке!
Роберт молча наблюдал за этой картиной братской заботы и участия. Чувства, захлестнувшие его минуту назад, понемногу отступали. Хантер прав, черт, он всегда прав! Если бы Венеция сказала «да», он погубил бы не только ее, но и себя. Долговая яма, презрение общества… будет лучше вернуться в имение, дописать письмо Габриэль и поставить точку! Он сглотнул горький ком, отряхнул с одежды сухую траву и мысленно попрощался с иллюзиями, которые чуть не погубили наследника Пембрука и не сделали его изгоем.
Отъезд Роберта стал для Венеции полной неожиданностью. Он уклончиво сказал, что его призывают срочные дела, но, скорей всего, им суждено провести под кровом тетушки еще неделю или даже две. Хантер, полный решимости покончить с этим мучительным визитом, тоже собрался уезжать, но его остановили неожиданные обстоятельства.
– Нет никакой нужды уезжать, полковник, – со свойственной ей рассудительностью заявила леди Пембрук. – Более того, я настаиваю, чтобы вы нас не покидали. Я узнала, совершенно случайно, что у моих соседней гостит столичный доктор. Я хочу пригласить его для консультации и думаю, вам будет нелишним также получить совет относительно ранения.
С этим трудно было поспорить. Нога доставляла Хантеру неприятности и лишала его привычной уверенности с себе. Боль, хоть и не острая, преследовала его, особенно по ночам, а небольшая хромота так и осталась несмотря на длительное безделье вдали от армейских будней. К просьбе присоединилась и Венеция, объяснив ее тем, что ей будет не хватать общества и дружеского участия. Перед таким ласковым и настойчивым приемом полковник устоять не мог. Он остался, но с тяжелым сердцем, предвидя, какие минуты придется пережить миссис Маршал.