— Решено, — шлёпает рукой по подлокотнику. — Говорю парням, чтобы брали его. Доставить сюда, или полетим подрывать спокойствие Лас-Вегаса?
— Летим. Так быстрее и результативнее, — отправляю сообщение о срочной подготовке самолёта. — С бойцами подсобишь?
— Нехватка? — приподнимает в удивлении брови Шахим.
— Не могу вычислить крысу, — мрачнею ещё больше, вспоминая слова Егора. Если прислушаться к его совету, то всадить пулю придётся семерым парням, в том числе и Максу. Араб доказал свою непричастность, а как доказать остальным? — Безопаснее будет не привлекать моих.
— Да, брат, — медленно тянет, опуская голову и гладя бороду. — Херово без доверия. Хрен спиной повернёшься к собственным парням.
— Надеюсь, ты никогда не узнаешь это чувство.
Спешно готовимся к отъезду под предлогом проведать детей. Очередной раз радуюсь, что Егор их забрал. Пока они в тайге, я спокоен и мои руки развязаны. Бойцы из личной охраны начинают собираться со мной, проверяют оружие и заряд переговорных устройств.
— Мне не нужна охрана для встречи с детьми, — обрубаю резко их возражения.
— Нельзя так слепо доверять арабу, — не успокаивается Гарыч. — Возьми хотя бы десяток человек.
— Нет, Гар. Вы остаётесь здесь. Охраняйте дом и занимайтесь новой поставкой.
— Что тут охранять? Стены? — повышает голос. — Если с тобой что-нибудь случится, кто будет искать Веронику? Шахим?
— Не истери, Гар! Со мной всё будет нормально, вернусь через пару дней.
В пару дней мы не укладываемся. Красавчик оказывается крепким орешком, или заядлым мазохистом. Разговорить его удаётся только на третий день, и то, оттягивая мошонку ножом. Зачем ему яйца на том свете? Так держался хорошо.
— Кто заказал мою семью? — прижимаю остриё ножа плотнее.
— Я не знаю, — шепелявит беззубым ртом. — Илхом дал задание. Он сам не знал чья семья.
— Ты трогал мою жену? — делаю тонкий надрез, и кровь звонко отбивает капель по бетонному полу.
— Нет! Илхом запретил кому-либо к ней прикасаться! — задыхается, срываясь на крик.
— Где засел Илхом? — присоединяется к культурной беседе Шахим.
— В Эмиратах, — замирает измученная туша, боясь пошевелиться.
— Сколько у него человек?
— Сто-сто двадцать, не больше.
От оскопления признания не спасают. Он вошёл в мой дом, убил моих людей, а самое главное, украл мою семью. Его изуродованное тело будет подброшено на порог дома, где прячется Илхом, перед нападением. Пусть перед смертью все узнают, что будет с ними от моей руки. Мир Захратов не прощает врагов, не знает жалость и сострадания, а его зверь давно рвётся на свободу.