Этот немой крик, словно срывает невидимую сковывающую паутину, и мои ладони, жестко впиваясь в упругие бедра, одним рывком опрокидывают Ильсану на спину. Золото волос рассыпается по грязному полу, трещит тонкая дорогая ткань, и, навалившись всем телом, я втискиваю ее в каменные плиты.
Зеленые глаза отвечают мне бешеной искрой, а искривленные губы яростно шепчут прямо в лицо.
– Вот так! Дай ему волю! Выпусти его из клетки!
Я почти ничего не слышу, мои руки рвут остатки узкого платья, и длинные ноги податливо раздвигаются, впуская меня. Ладонь жадно сминает торчащий сосок, губы затыкают шепчущий рот, и я беру ее с такой жесткой и остервенелой яростью, с какой не трахал даже самых распоследних шлюх. Ни нежности, ни обожания, только одержимое желание владеть этой женщиной так, чтобы каждая клеточка ее пронзаемого нутра осознала кому она теперь принадлежит. Изгибаясь, женское тело отвечает мне встречным желанием, острые ногти рвут едва зажившие раны на спине, но я не чувствую боли и не вижу ничего кроме, горящих зеленым огнем, притягивающих глаз.
***
Сердце все еще бешено колотится в груди, тяжелое дыхание вырывается изо рта облачком пара. Я лежу, распластавшись на каменных плитах, и не чувствую холода. Скорее, мне кажется, что собственное раскаленное тело пропитало камень и все вокруг своим жаром. Рядом, едва касаясь моей руки, лежит Ильсана. Ее полуобнаженное тело, едва прикрытое остатками разорванной столы, отливает мраморной белизной. Такой чистой, идеальной и чуждой на грязном полу, мрачного подземелья.
Туман безумия в моей голове почти рассеялся, сменившись пугающим вопросом. Что это было? Изнасилование? Вспышка страсти? Она отдалась мне сама, или я надругался над человеком, проявившим ко мне милосердие? Я совсем ничего не помню, и мне очень хочется верить, что Ильсана хотела этого, но я боюсь спросить ее, я боюсь даже повернуться и взглянуть ей в глаза.
– Не бойся, посмотри на меня, – голос Ильсаны звучит мягко и чуть насмешливо, – ты сделал все правильно, и мне понравилось.
Ее слова в одно мгновение переворачивают мое настроение. Тоскливое грызущее чувство вины сменяется почти восторженной эйфорией. Порывисто поворачиваюсь и встречаю горящий взгляд холодных зеленых глаза. Она по-прежнему прекрасна! Даже в этом затхлом подвале она умудряется оставаться богиней. Растрепанные волосы лишь придают ее образу легкости и задора, а обрывки одежды обвивают ее тело словно задуманный и гениально исполненный драгоценный декор.
В глазах Ильсаны появляется легкий налет грусти, и протянутая рука касается моей щеки красным накрашенным ногтем.