Дождь оставил следы, и я иду по ним, не поднимая глаз. Асфальт пульсирует отражениями: включаются и отключаются огни в окнах, мерцает неон на вывесках, безлико проплывают мимо люди.
– Как я оказался в том клубе? Почему именно она была там?
«Здесь люди видят только то, что их касается», – сказала она тогда.
– Что же было дальше?
Кадром позднее мы оказались у меня. Два тела на полу в ночи. И была гроза. И, казалось, мир аплодирует нам.
Но было что-то в том клубе, что мелькнуло мыслью и затухло, затмеваемое желанием. Знакомый силуэт. Тень в тени. Кое-кто из прошлой жизни. Кое-кто, кто любил щелчком извлекать огонь из зажигалки.
– Черт!
В мире, где выйти из комнаты – ошибка, оставить дом – катастрофа. По канону жанра, с самого начала по тексту раскиданы прозрачные намеки, но осознание совершенной ошибки приходит слишком поздно. И я бегу так быстро, как могу. Так быстро, будто от этого зависит моя собственная жизнь.
Значит теперь он знает, где я живу. Сколько меня не было? Что он с ней сделал?
– Черт!
Я кричу его имя, пугая редких прохожих в мятых одеждах и в перекошенных очках. Где-то воет сирена. Город сжимается в кольцо.
Но меня это не волнует. С каких-то пор мой старый знакомый считает себя моим кровным врагом. Что же было причиной? Женщина? Деньги? Что бы там ни было, он поклялся отомстить. И плохи мои дела, если причиной была женщина.
Он огромен в своем сложении. Боксерское прошлое дает о себе знать. Смуглый брюнет, чёрные усы, чёрные глаза. На лице старый шрам от виска до левой щеки.
Он прижимает ее лицо к стеклу и улыбается себе в отражении. Держит ее голову, намотав на кулак волосы. Она слышит, как где-то позади свободной рукой он расстегивает свой ремень. Звук упавшей бляшки разрывает тишину комнаты. И комната наполняется мычанием Нгуен. Он резкими движениями направляет ее таз: к себе и от себя.
Нгуен безвольно опирается плечом о подоконник. Ее лицо прижато к стеклу. По стеклу, по обе его стороны, стекают капли – дождя и ее слез. На подоконник с шумом капают черные подтеки от ее карандаша, по лицу размазана помада. По нагому телу расползаются волосы и ссадины, на нежной коже почти сразу проступают свежие синяки.
Я бегу и в голове возникают различные кадры. Они гонят меня навстречу к тому, что неизбежно. Я во тьме и тьма внутри меня – плотная, как войлок.
Дверь не выдерживает напора, сдается с треском. Я врываюсь в квартиру. Застаю ее на полу, в постели. Нагую, свернувшуюся в кольцо, словно повторяя татуировку уробороса на плече. Его – застегивающим запонки на рукаве.