Ио давно полюбила ночные караулы на море.
Днем Орифия слишком уж светлая и шумная. Под лучами солнца белокаменный город горит и сверкает так, что глазам больно. В гавани толкутся корабли, на пристанях крик и толкотня, а с рыночной площади несется гул десятка наречий. Хорошо, конечно, что полис процветает. Да только уху и глазу отдохнуть не на чем.
Иное дело ночью. Теплые бархатные сумерки сползают с северных гор, в окнах зажигаются уютные огни, и волны ритмично плещут по побережью. В такие минуты Орифия становилась для Ио не шумным полисом, но теплым домашним очагом. Великая честь — стоять на страже этого тепла и покоя.
В темноте, дальше от берега, промелькнули смутные силуэты. Ветер донес до триремы треск снастей и крики о помощи. Ио нахмурилась и вгляделась во мрак.
Пираты. Должно быть, вылазка с Бербарии; на южных островах еще пряталось немало разбойничьих баз. Что они здесь забыли?
— Капитан, — молодая женщина в доспехе младшего командира подошла к Ио сзади. — Неспокойная будет ночь, а?
— Это точно. На кого им нападать среди ночи, вот в чем вопрос.
— Кажется, ювелиры ждут судно с партией жемчуга. Но его должны были доставить только к утру.
— Кому-то не терпелось выставить товар на рынке до рассвета. Ладно, подавай сигнал сестрам.
— Слушаюсь. А на берег?
Ио прислушалась к шуму вдали, прикинула шансы. Ночь безлунная, морской бой будет трудным. Помощь не помешает.
— Да. Ораторам Тоскара и Птуна.
— Есть, капитан.
Сигнал подали быстро. Краткие вспышки фонарей замелькали на караульных триремах. С берега ответили огоньки дозорных башен.
***
Лезвие жертвенного ножа скользнуло по запястью оратора. Рослый мужчина стоял перед алтарем на коленях; тело его было покрыто шрамами, лысина блестела в свете факелов.
— О Тоскар, податель смерти, отец доблести! Как муж на поле брани, проливаю я эту кровь в твою честь! Благослови наших защитниц в эту ночь! Благослови их руки твердостью, благослови их стрелы пламенем, благослови их клинки смертью!
Кровь пролилась в белое как полдень пламя, горящее на жертвенном алтаре. Оно горело без дров или угля, а жар его не обжигал оратора, стоявшего к алтарю почти вплотную.
На миг великий храм озарился багровым светом, с жертвенника к потолку взлетели искры. Дым, пахнущий потом и каленой сталью, устремился к небу.
Бог-воитель принял жертву.
***
— Птун, вождь ветров, владыка волн! Для верных тебе да будет попутным ветер и ласковой волна! Прими же знак нашего почтения!
Молодой оратор опустил руки в большую чашу с морской водой. Он зачерпнул пригоршню мокрых серебряных монет и бросил их в жертвенное пламя.