– Знаю. Как и то, что в случае вашей смерти от любой, кроме естественных причин, а именно: от старости, права на все экспонаты коллекции будут на сто лет заморожены.
– Никто не сможет их даже выставлять, – кивнул я, – не то что покупать и продавать. Убивать меня никому не выгодно.
– Никому, кто знает договор, или кого интересует именно коллекция, – многозначительно качнул он головой. И мне совсем не понравился его намёк, что есть желающие по мою душу. – Или пока она принадлежат вам.
И это я тоже лучше него понимал. Что, едва подтвердится Янкино родство, и она станет приманкой для разного рода охотников. Слава богу, мы женаты! А то, что этот Теодор – настоящий наследник, так ещё лучше. Для неё.
– Мне так точно не выгодно сводить счёты, – отхлебнул он ещё пива. – И, если бы я хотел, то, поверьте, давно бы обнародовал свои находки и наследство отсудил.
– Признайся, ты побоялся, – улыбнулся я. – С этими охотницами за богатенькими буратинами столько мороки. Охмурят, женят на себе, а потом… хрясь, и наследство пополам!
– Вам виднее, – улыбнулся он в ответ.
– Или ты всё же чего-то ждал? – стал я серьёзен.
– И да, и нет, – он тоже перестал улыбаться. – С одной стороны, мне всегда была важнее правда, и пока я до неё не докопался, хвалёная немецкая педантичность не позволяла мне что-то предпринять.
– А с другой? – нетерпеливо побарабанил я пальцами по столу, но он словно специально тянул. Допил пиво. Попросил принести ещё. Я от «повторить» отказался.
– А с другой, – выдохнул он. – Мне не понравилась эта правда. Как и весь холокост, история преследования и массового уничтожения еврейского народа, и то, что мой прадед был нацистом, скупающим за бесценок работы у нуждающихся, находящихся в бедственном положении людей, чтобы потом нажиться на этом.
– Тогда мы похожи, Теодор, – развёл руками я. – Поверь, ради бабла и наживы, чем бы оно ни было: картинами, не картинами, сколько бы ни стоило, я бы не то что не выстрелил, я бы и пальцем не пошевелил.
– Хочется верить, – вздохнул он. – Даже нет. Я верю. Для человека, которого застрелили внезапно, Зверь слишком хорошо подготовился, и сильно заранее, вам не кажется? Он предусмотрел практически всё. Но это ведь не значит, что его не предали.
– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился я, остро почувствовав, что парень сказал много, но знает ещё больше. Ведь он не только восемнадцать лет по крупицам собирал то, чем сейчас, сильно, очень сильно рискуя, поделился. Но он ещё и приближённое лицо старого князя Романова. – Я чуть не забыл: ты же у нас двойной агент.