– Валентиныч, мне только что угрожала Воскресенская… Ну, ты знаешь, что делать.
Я едва успел отключиться, как позвонил секретарь.
– Арман Эмильевич, напоминаю: у вас вечером самолёт в Зальцбург.
– Ах ты чёрт, – выдохнул я. – Это же тот аэропорт, где написано «Извините, это Австрия не Австралия»? Правильно?
Как я мог забыть! Сам же Эбнеру звонил, напросился в гости.
Соскучился по старому другу и наставнику, с которым был знаком уже без малого восемнадцать лет.
И уже в самолёте, вытянувшись на мягком диванчике под уютным пледом, вспомнил Зверя. Как мы познакомились. Наше первое лето. Ласковое Чёрное море. Суровый бетонный пирс. Сладкий инжир. Тёплые ладони его матери, треплющие меня по лысой голове.
Эх, Андрюха, Андрюха! Как же тяжко без тебя. До сих пор.
У твоей дочери через три дня день рождения. Я запомнил, да, он же сразу после моего.
Вот только чувство, что всё это было зря, так меня и не отпустило.
Надеюсь, скоро я верну долг и успокою, наконец, твою душу. Не свою.
Мне покоя не будет.
Я помню, Зверев, всё помню. Я ничего не забыл. И никогда не забуду.
Три дня прошло с тех пор, как мы вернулись из клиники.
Три дня как я молчала и не выходила из своей комнаты. И только переворачивала страницы альбома, в котором рисовала целыми днями. Я всегда так, говорю редко, только по необходимости, не умею, а всё, что на душе, выплёскиваю на бумагу, а потом часто рву или сжигаю эти рисунки.
Три дня как Татьяна Владимировна развела такую бурную деятельность, что её бы как белку в колесо, и это колесо снабдило бы светом целый город.
С громким скандалом она выгнала Артурчика. Сначала наглядно продемонстрировала ему на огромном плоском телевизоре запись его «тренировки» с горничной (а она совсем неплохо знала своего мужа, раз именно там поставила камеру). Потом отхлестала по щекам брачным контрактом, согласно которому в случае «измены» он условно «с чем пришёл, от того и должен погибнуть (зачёркнуто) в том и должен уйти». А потом повышвыривала в подъезд пустые чемоданы, а следом его вещи. Разукрасила, на радость подглядывающей кухарке, яркими флагами его рубашек ступеньки и перила.
Но кухарка напрасно радовалась. Горничную, естественно, мать тоже уволила. И теперь агентство по найму прислуги сбилось с ног, разыскивая ей новую. А всю работу по дому мать взвалила на кухарку Агилю (так ей и надо!).
Особенно меня позабавило как на ночь глядя Агиля вдвоём с уборщицей Надей, вооружившись фонариками, рылись в мусорных баках, разыскивая мои злосчастные прокладки.
Окна моей комнаты выходят во двор. И я сбилась со счёта сколько выкинутых жильцами чёрных мешков с мусором им пришлось перетряхнуть, пока они нашли нужный. Но они нашли.