И я со свей силы упёрся руками в хрупкий бетон.
Старая глыба долго не выстояла. С мягким хлопком упала на осеннюю листву.
И удары кувалды в этой давно заросшей деревьями части кладбища, спугнули крикливых ворон.
То, что искал, я нашёл почти сразу – небольшой пластиковый тубус, что оставил в памятнике на могиле моей жены Андрей.
Я тогда был не в себе от горя. Похоронами занимался Зверь. И ведь тогда казалось, что он предусмотрел всё.
– Но не всё, – тяжело вздохнул я и сел прямо на землю, вытаскивая завёрнутые в целлофан документы. – Этого не мог предвидеть никто.
Я закрыл двумя руками лицо, когда выпали детские фотографии. Ещё ничего не прочитал. Но теперь я даже в четырёхлетнем возрасте её узнал.
И завыл. Отчаянно завыл. Как раненый зверь. До крови прикусил губу. Но этого уже не исправишь. Никак. Ничем. Никогда.
Знал бы я, кто она, не позволил бы себе и притронулся и, наверно, относился бы как к дочери.
Но трахнул его дочь, но хуже всего не это. Теперь я до исступления её любил.
Сквозь слёзы прочитал аккуратный почерк друга. «Нечаева Яна Андреевна». Дальше были новая дата рождения, город. Всё, что я уже и так знал. И что-то там ещё, бумаги с печатями, письма. Да, наша с ним фотография тоже. Где я ещё улыбался, в то лето. А он… он был угрюм уже тогда.
Словно знал. Словно чувствовал. Наперёд.
И этот его взгляд. Нет, её взгляд, которым она меня так зацепила.
Та, ради которой я готов на всё.
Меня шатало, когда я вернулся в машину. Но по дороге я собрался.
Говорить только пока не мог, да и не хотел. Всем отписался двумя словами. «Не сейчас». «Всё потом». И приехал по указанному Валерием Ивановичем адресу вполне себе «огурцом».
Не знаю, что имел в виду Валерик, когда говорил, что в доме будет «конюшня», но лично я сегодня был на Мустанге. Зря что ли купил? И мой рокочущий вороной, когда я подъехал, оказался на парковке третьим «конём».
Как настоящий ковбой, я одёрнул куртку, похожую на тёплый овчинный тулупчик. Подтянул брюки, что вниз на спине оттягивал на всякий случай прихваченный ствол. Поправил ворот водолазки – не светить же своей расцарапанной шеей. Хотя Карину за это прибить мало. А, судя по довольному виду Валеры, она мне ещё и как следует с ним отомстила.
Вот только не понравился мне его бегающий взгляд.
– Ты вовремя, – забрал он у меня из багажника ящик шампанского и поторопился скрыться в доме.
С заднего сиденья я достал цветы: букет для мадам Воскресенской и одну белую розу для той, ради которой приехал – усиленно делал вид, что всё хорошо.
Что бы ни творилось в моей душе, ей травить душу не обязательно. И так нас ждёт сложный разговор. Поймёт ли она? Поверит ли? Согласится? Что проку гадать…