Она презрительно перебирала вещи, от цен на которые мне становилось плохо, и брезгливо морщилась. Но я упрямо её игнорировала и выбирала на свой вкус, стараясь меньше смотреть на бирки. Смогу ходить в этом: сапоги на каблуках, элегантные костюмы, красивые свитера, облегающие брючки, классических фасонов платья – для меня и это уже будет прогресс.
В общем, шопинг состоялся. По крайней мере, первая его часть. И не проявивший ни грамма недовольства Бломберг, как всегда, сдержанный, вежливый и деликатный, повёл нас перекусить. А когда он отлучился в туалетную комнату, Дина, что называется, пошла ва-банк.
– Давай так, – подвинула она мне мой же лежащий на столе телефон. – Ты сейчас позвонишь херру Чекаеву и скажешь, что у тебя всё в порядке, но садится телефон. А потом его отключишь. При мне. И дашь мне час.
– А потом?
– А потом уже неважно. Можешь включать, перезванивать, писать. Он тебе не ответит. Или ответит, что занят. Ему будет точно не до тебя. Он будет занят мной.
– Дальше-то что?
– Дальше, – угрожающе легла она грудью на стол, наклоняясь ко мне, – ты не будешь вякать, обижаться, чинить какие-то препятствия, а как послушная жена будешь мило улыбаться и делать вид, что про нас не знаешь. Но все дни, что вы пробудете здесь, он будет трахаться со мной. Ферштейн?
– Нихт ферштейн, – усмехнулась я. – Мне то это зачем?
– Затем, что, если я вдруг проиграю и он, такой, scheiße, семьянин, что устоит, я оставлю его тебе со всеми потрохами.
– Нет, не угадала. Он и так мой, – посмотрела я на обручальное кольцо. – Но, если тебе так не терпится убедиться, что ты для него ничего не значишь – дерзай. А когда убедишься, уёбывай из нашей жизни нахуй. Или как тут у вас говорят? Leck mich am Arsch? Поняла?
– Договорились, – хмыкнула она. А я взяла телефон.
Звонить не стала (вдруг он занят). Написала.
Он прочитал. Ответил «ок».
Я ткнула Дине в нос телефон, а потом его отключила.
– Откуда ты знаешь немецкий? – проводил взглядом, покачивающую бёдрами как ялик в шторм, Дину Эбнер Бломберг, а потом сел напротив.
– Учительница в школе была хорошая, настоящая немка. Прикольная. Материлась как немецкий сапожник. Что это маты, я узнала, конечно, потом. Все стремились учить английский, на её уроки почти никто не ходил. Кроме меня. А со мной она ещё и дополнительно занималась. Вот все эти «шайсе» и пристали. А как ты оказался в России?
Подошёл официант. Я потыкала пальцем в меню. Безупречный Бломберг заказал то же самое. А ещё белого вина.
– Точнее, у князя Романова. Ты же не его племянник, да? Мне сказал Арман, – уточнила я.