— Толенька…
Даже смотреть на нее сил не было. Она попыталась до меня дотронуться. Положить руку мне на плечо. И тут алкогольные пары мгновенно выветрились. Мысли прояснились. А боль осталась. Правда, уже не в голове.
Но самое страшное не то, что мне изменила любимая девушка, к которой я относился, как к хрупкой статуэтке, как к самому лучшему, что только может произойти со мной в жизни. Не то, что один из самых дорогих мне с детства людей оказался обычным предателем. Не то, что мне жизненно необходимо было выплеснуть все эмоции, разбить каждую стеклянную поверхность в комнате друга, сломать все косяки и деревянные перекладины. Совершенно не это, нет.
Самое ужасное, что первый раз в жизни мне захотелось причинить физическую боль женщине. Я же любил ее безгранично, как она могла позволить другому мужчине прикасаться к себе? Захотелось встряхнуть ее так, чтобы мозги встали на место. Захотелось, чтобы мои пальцы впились ей под кожу, обжигая дикой, просто нестерпимой болью, чтобы прям искры из глаз! Захотелось оставить следы на ее теле, отпечатать клеймо позора на ее коже, и чтобы все вокруг знали природу их происхождения. Захотелось, чтобы она очень сильно пожалела когда-нибудь.
В тот день «двоечке» случиться было не суждено. В итоге руки опустились. Кулаки сами собой разжались. Я лишь развернулся и молча ушел. Почему не врезал Максу? Не выбил все передние зубы? А смысл? Это все равно уже ничего бы не изменило. А руки от подобной грязи пойди попробуй отмой.
Спустя какое-то время я для себя решил, что так даже лучше. Ничего не связывает. Нет штампа в паспорте. Нет детей, нет обязательств. Она вовремя прыгнула к Максу в койку, чтобы я не наделал глупостей. Вот так и стало в моей жизни на двух близких людей меньше.
Но даже при таком раскладе Максу и Ксюше не удалось перепрыгнуть мою мать по степени разочарования в родных, которая бросила нас с отцом, когда я был еще совсем маленький. До сих пор помню с таким трудом прошедшие со временем разочарование, злость и обиду на отца. Я ведь считал, что это он виноват в том, что мама от нас ушла. Детский доверчивый мозг долгое время отказывался понять и принять тот факт, что женщина может просто так взять и бросить своего ребенка. Да что уж там говорить. Я, если честно, до сих пор, уже во взрослом возрасте, этого не понимаю.
Воспоминания, пронесшиеся в моей голове, наконец, иссякли.
— Я все же налил тебе кофе.
Что? Когда успел?
— Ты его в жизни не умел готовить. Сам пей эту бодягу.
— Ненавижу его. Ты же знаешь.
— Вот именно. И буду крайне признателен, если еще и подавишься им. Пару раз.