– Не знаю, что за страшный зверь ваш Цибуля, покажешь мне сегодня, я поговорю.
– Миша, это преподавательница. Она очень строгая, пропускать ее пары нельзя. Твоя харизма и красота на нее не подействуют, так что не трать время зря, – соскакивает с постели и бежит в ванную. Я слышу, что девчонки о чем-то шепчутся в коридоре. Улыбаюсь, чувствую себя до неприличия счастливым, но только до тех пор, пока не вспоминаю, что мне предстоит пройтись по головам, чтобы остаться с этой девочкой.
Меня злит, что приходится прятаться. Передвигаться так, чтобы не попасться охране Лютого на глаза.
– Миша, сначала мы с Жанной выйдем. Охрана увяжется за нами, – понимаю, что она права, говорит разумные вещи, а мне претит прятаться. Но лезть на рожон – значит подставить Машу и пустить наши отношения под откос. Приходится стоять в подъезде и ждать, когда они уедут. Хочется биться затылком о стену.
Минут через десять дохожу до внедорожника, сажусь за руль, прежде чем завести мотор и тронуться, набираю отцу.
– Привет, сын, чем обязан? – в его голосе стеб. Я редко звоню сам, еще реже заезжаю проведать, но в этом не только моя вина. Двум сильным личностям тяжело ужиться под одной крышей, когда никто не хочет уступать.
– Разговор есть. Ты на работе?
– Еду.
– Сможешь принять? – отец не спешит с ответом.
– Миша, сказать, что я удивлен – ничего не сказать. Просить о встрече ты можешь в единственном случае. Ты вляпался и по-крупному, – в басовитом голосе отца улавливаются оттенки беспокойства.
– Вляпался, и мне нужна твоя помощь.
– Через час в моем кабинете, – твердо произносит и обрывает звонок. Какие слова подобрать, чтобы он не отказал?..
Миша
Приезжаю к отцу. Здороваюсь с помощницей Верой и вхожу в кабинет. Меня явно ждут. Встречают спиной. Отец стоит у окна, руки сложены сзади, спина напряжена. Успел себя накрутить. Годы идут, а он до сих пор на меня смотрит, как на подростка, совершившего ошибку.
Последний раз ему приходилось за меня краснеть лет двенадцать назад, тогда мы с одноклассниками угнали тачку и расхреначили ее об столб, чудом остались живы, а вот дело об угоне на нас завели.
У отца карьера шла в гору, хоть он еще и не был генпрокурором, а тут его отпрыск такую подставу устроил. Я пострадал меньше всех, поэтому меня привезли в отдел, а не в больницу. Дело завели, я ведь не признавался, чей сын. Отца боялся больше, чем тюрьмы. Конечно, все замяли, меня отпустили, перед родителем еще и извинились. Тачку потерпевшему батя купил раза в три дороже, чтобы он заявление забрал, но после этого наши отношения испортись. Отец понял, что мало уделял времени моему воспитанию, и решил кардинально это изменить. О каждом моем шаге ему тут же докладывали, меня ждало суровое наказание, матери не позволялось вмешиваться или заступаться.